Кое-где волнения переросли в восстания, особенно острыми они были на территориях нынешнего Казахстана и Киргизии. Отряды повстанцев, которыми иногда руководили представители традиционных элит, громили казачьи станицы, села и деревни переселенцев. Восставшие часто не щадили мирное население, грабили и насиловали, обращали в рабство. Тысячи людей были убиты. Но ответная реакция была еще более жестокой — регулярные войска, казаки и вооруженное властями крестьянское ополчение нападали на «туземцев», не делая исключения и для тех, кто не участвовал в восстании. У киргизов и казахов отбирали земли и скот, а сотни тысяч людей вынуждены были бежать, спасая свою жизнь, в Китай, где они оказались в ужаснейшем положении. Никто точно не знает общее число жертв, некоторые историки говорят о миллионе погибших, что, скорее всего, является преувеличением, но масштаб катастрофы был во всяком случае огромным. Некоторые же полевые командиры повстанцев продолжали борьбу до Февральской революции, когда Временное правительство объявило амнистию восставшим.
Новые власти отнесли причины восстания к грехам «старого режима» и призвали народы региона к дружной работе на благо новой России, но туркестанцы с тревогой ждали неизбежных катастроф. Даже программа демократизации, объявленная революцией, пугала европейских жителей азиатских территорий: было ясно, что они окажутся в явном меньшинстве. Неудивительно, что русские солдаты туркестанских полков, находившиеся на фронте, горевали, узнав об отречении Николая II: они имели все основания опасаться за жизнь и благополучие своих семей.[25] Сложнейший рисунок вооруженных конфликтов в регионе в 1917—1918 годах определялся не только политическим и классовым, но и этническим и религиозным составом населения. Так, например, лозунг «Земля крестьянам» мог в Азии означать — земля российским крестьянам. Неудивительно, что современники (включая и часть видных большевиков), а затем и некоторые историки именовали события в Туркестане «колониальной революцией»: лозунги антиимпериалистической борьбы фактически использовались для консервации некоторых дореволюционных порядков.[26]
Подобная интерпретация все-таки упрощает картину борьбы: представителей одной и той же этнической группы можно было встретить в противостоящих друг другу лагерях. Да и ситуация была очень нестабильной: вчерашний союзник оказывался противником, а враг превращался в союзника. Ополчение, состоящее из русских и украинских крестьян, например, сначала было опорой красного Ташкента, а затем оказалось в стане его врагов. Часто же выбор союзников определялся желанием выжить, что обусловливалось возможностью контролировать и распределять продовольствие, которого в крае катастрофически не хватало. Туркестанские большевики, долгое время отрезанные от центра страны фронтами Гражданской войны, несмотря на серьезные внутренние конфликты и многочисленные ошибки, умели вовремя находить временных союзников, также боровшихся за выживание. Это были то местные армяне (небольшая, но хорошо организованная и вооруженная община, чувствовавшая себя незащищенной в мусульманском окружении); то австрийские и немецкие военнопленные, для которых дорога домой была закрыта фронтами Гражданской войны; то некоторые полевые командиры басмачей, которые враждовали с иными главарями отрядов (поводов для такой вражды было предостаточно: узбеки враждовали с киргизами, туркмены — с узбеками, кочевники — с земледельцами, горцы — с жителями долин, мусульманские реформаторы — с традиционалистами, панисламисты — с пантюркистами, сторонники бухарского эмира — с его противниками…).
Краткая характеристика ситуации в Туркестане позволяет поставить и другой вопрос: что определило исход того сложнейшего комплекса конфликтов, который мы именуем Гражданской войной?
IV. Гражданская война. Союзы и союзники
26