— Да, папочка, — стону я. — Накажи мою киску.
— Блять, — рычит он, прежде чем ускориться, попеременно кусая и лаская меня языком.
Во второй раз за несколько минут я кончаю так сильно, что перед глазами все расплывается. Мои крики эхом разносятся по дому, когда я хватаю его за голову, и трусь своим ноющим клитором о его рот и подбородок.
Мгновенно я становлюсь чрезмерно чувствительной и отпускаю его голову.
— Господи, — выдыхаю я, мое тело все еще сотрясается от оргазма.
Николай встает и склоняется надо мной, опираясь рукой о стойку.
— Люблю, когда ты кричишь.
— Хорошо, — выдыхаю я, пытаясь отдышаться.
Его ладонь накрывает мой чувствительный клитор.
— Эта киска — моя, — заявляет он.
— Хорошо, — соглашаюсь я, издав смешок. — Ты не услышишь от меня жалоб по этому поводу.
Николай вводит в меня средний палец, чтобы собрать немного моего возбуждения, а затем подносит руку ко рту.
Я смотрю, как он высасывает мой оргазм со своего пальца, затем я стону:
— Мы так опоздаем на барбекю.
Он поднимает меня на руки, как невесту, и относит в свою постель.
— У нас еще есть два часа, но я уверен, они не будут возражать, если мы опоздаем.
Николай снимает с себя одежду, и когда он ползет по моему телу, у меня не остается сомнений, что он создан для меня.
Глава 33
Николай
После еды мы сидим у костра в окружении моей семьи.
— Я чертовски раздражала Николая, пока он не сдался. — Эбигейл рассказывает моей маме, как мы познакомились. — У бедняги не было ни единого шанса.
Мама заливается смехом, в то время как губы папы кривятся в улыбке.
Дедушка качает головой.
— Если женщина положила на тебя глаз, бороться бесполезно.
Бабушка кладет руку ему на бедро.
— И все же ты боролся изо всех сил.
— Я должен был позаботиться о Уинтер, — оправдывается он.
— Эй, не вини меня. Разбирайся с этим сам, Киллиан, — отчитывает его мама, а затем снова переключает свое внимание на Эбигейл. — Николай сказал мне, что ты любишь рисовать. Те принадлежности, которые я купила, подходят?
Моя женщина прижимается к моему боку, и мне это нравится.
— Да, это моя страсть, и материалы идеально подошли. Большое спасибо. — Эбигейл похлопывает рукой по моему животу. — Пока я здесь в гостях, я надеюсь написать картину, которую должна Николаю.
— Она должна быть единственной в своем роде, — напоминаю я ей.
— Командуешь, прямо как твой отец, — ругает меня мама. Она снова смотрит на Эбигейл. — Что ты рисуешь?
— Предпочитаю рисовать природу. Я не сильна в рисовании людей.
— Я бы хотела когда-нибудь увидеть твои работы.
— Может быть, я покажу вам их, когда снова приеду в гости. — Эбигейл отстраняется от меня. — Где здесь туалет?
Я встаю и, взяв ее за руку, веду в дом. Я жду возле уборной, пока она воспользуется ею, а когда она заканчивает, снова крепко сжимаю ее руку.
Когда мы проходим мимо гостиной, она останавливает меня.
— Подожди. Я хочу взглянуть на фотографии на каминной полке.
Я следую за ней в комнату и наблюдаю, как она рассматривает каждую фотографию в рамке.
Эбигейл тянется к фотографии, которую сделала бабушка, когда я был маленьким. Мы были в лесу и стреляли друг в друга пейнтбольными шариками. Я хихикаю, указывая на фотографию.
— В тот день я выбил все дерьмо из своего отца.
На лице Эбигейл появляется мягкая улыбка.
— Вы все выглядите такими счастливыми. — Она прижимает фотографию к груди, затем спрашивает: — Могу я взять ее на неделю?
— Конечно, но зачем?
— Кажется, я знаю, что нарисовать для тебя.
Эта женщина. Перестанет ли когда-нибудь расти моя любовь к ней?
Вероятно, нет.
Мы возвращаемся на улицу и снова занимаем свои места. Я указываю на фотографию в руках Эбигейл.
— Помнишь, как мы стреляли друг в друга пейнтбольными шариками?
Папа хихикает.
— Инна выстрелила Киллиану в задницу.
Дедушка раздраженно фыркает.
— Это был удачный выстрел.
— Надо бы повторить, — говорит мама. — Эбигейл, ты раньше играла в пейнтбол?
Моя женщина качает головой.
— Нет, но это звучит забавно.
— Завтра у всех получится? — Спрашивает мама.
— Черт возьми, нет, моя задница уже слишком стара, чтобы убегать от пейнтбольных шаров, — бормочет дедушка.
— Завтра будет идеально, — отвечает Эбигейл, в ее глазах светится волнение.
Я наклоняю свою голову ближе к ее.
— Все еще наслаждаешься?