Я терпеливо вздыхаю:
— Да, уверен, тебе не терпится похвастаться тем, что ты связан с семьей Ветров благодаря браку. Ты вообще заботишься об Эбигейл?
— Конечно, — усмехается он. — Сто миллионов на моем банковском счете — приятный бонус.
Ублюдок.
— После свадебного торжества в Италии я позабочусь о том, чтобы ты виделся с ней как можно реже, — клянусь я.
— Хорошо. Это значит, что мне не придется смотреть на тебя.
Звонок заканчивается, и я останавливаюсь, чтобы закрыть глаза, и успокоиться перед тем, как войти в дом родителей.
Я не могу дождаться, когда Эмилио Сартори будет лежать на смертном одре, чтобы я мог сказать ему, что все, ради чего он когда-либо работал, будет принадлежать нашему с Эбигейл старшему ребенку.
Дело всей его жизни будет принадлежать Ветрову.
Заходя в дом, я слышу, как все разговаривают на кухне.
Мама вскидывает голову, когда я вхожу.
— О, хорошо, что ты здесь. Ты хочешь, чтобы бабочек или голубей выпустили после того, как вы скажете свои "да"?
— Бабочек, — отвечаю я. Я беру отца за руку, чтобы привлечь его внимание, и в присутствии своей семьи спрашиваю: — Ты будешь моим шафером?
Его глаза встречаются с моими, и я наблюдаю, как эмоции омывают его черты.
— Сочту за честь, сынок.
Мы не можем долго наслаждаться моментом, потому что мама перешла в свадебный режим.
— Эбигейл должна прийти сегодня днем, чтобы Дана смогла подогнать платье по фигуре. Ради всего святого, проследи, чтобы у нее не было краски на руках. Я обделаюсь, если она испачкает платье.
Я хихикаю, мне нравится, как моя мама взволнована предстоящей свадьбой.
Воскресенье будет идеальным, как и Эбигейл, и тогда у нее будет моя фамилия.
Эбигейл Ветров.
Чертовски идеально.
_______________________________
Эбби
Одетая в свадебное платье своей мечты, я теряю дар речи и испытываю чрезмерные эмоции.
Кружевной лиф в форме сердца обнажает мои плечи, а на талии шифон облаком ниспадает к моим босым ногам. Мои волосы заплетены в длинную косу, спускающуюся по спине, в пряди вплетены гипсофилы.
Я смотрю на свое прекрасное отражение, в полном изумлении от чистого блаженства, которым наполнена моя жизнь.
Привет, Эбби. Я так горжусь тобой. Посмотри, как далеко ты зашла.
Слезы застилают мне глаза, и я с трудом сглатываю.
Ты столько пережила и сумела заполучить мужчину своей мечты.
Спасибо, что боролась за меня.
— Ты готова? — мягко спрашивает Уинтер с порога.
Оборачиваясь, на меня накатывает волна эмоций, и я с трудом сдерживаю слезы.
— О, детка, — воркует она, бросаясь ко мне. Меня заключают в нежные объятия. — Это нормально — плакать в свой особенный день.
Отстраняясь, я глубоко вдыхаю, прежде чем встретиться с ней взглядом.
— Спасибо тебе за все, Уинтер. Я очень ценю тебя.
Мягкая улыбка изгибает ее губы, когда она поправляет локон у моего уха.
— Не окажешь мне одну услугу?
— Все, что угодно, — шепчу я.
— Люби моего мальчика так же сильно, как и я.
Я киваю, слеза скатывается по моей щеке.
— Ладно, на самом деле две услуги, — хихикает она, моргая, чтобы остановить собственные слезы.
Я улыбаюсь, несмотря на переполняющие меня эмоции.
— Не могла бы ты, пожалуйста, называть меня мамой?
Вот черт. Ну, сейчас у меня и макияжа не останется.
Мое лицо искажается, и я обнимаю ее так сильно, что из меня вырываются рыдания.
— Мне бы очень этого хотелось, мам.
— О Боже, пожалуйста, скажи мне, что вы обе не плачете, портя макияж, — кричит бабушка Дана, спеша к нам.
Мы с мамой отстраняемся друг от друга, посмеиваясь, пока бабушка Дана пытается спасти наш макияж.
Когда мы успокаиваемся, чтобы выйти из комнаты, нервы скручиваются у меня в животе. Мы выходим из дома и идем в лес. Не успеваем мы дойти до небольшой полянки, где Николай сделал мне предложение, как мама и бабушка Дана оставляют меня одну, чтобы занять свои места.
В воздухе звучат тихие ноты фортепиано, а я так чертовски эмоциональна, что все мое тело дрожит, как лист во время дерьмовой бури. Я решила идти к алтарю сама, как сильная, независимая женщина.
Я делаю прерывистый вдох, мое сердце бешено колотится в груди, когда темп начинает нарастать, затем я делаю шаг вперед.
Потом еще один.
И еще один.
Я пробираюсь сквозь деревья и, увидев всех наших близких, сидящих по обе стороны от прохода, усыпанного лепестками белых роз, слеза скатывается по моей щеке.