Он подошел ближе, и, взяв меня за одно плечо, дернул так, чтобы я села. Плечо отозвалось глухой болью, и я только чудом смогла сдержать крик. Закусив губу и ощущая еще больше металлического привкуса на языке, я застыла в ожидании наказания. Я знала, что оно последует, и теперь оставалось только понять, что меня ждало. Что могло быть хуже смерти? Наверное, ничего, и если он не собирался меня убивать, то в один прекрасный момент я смогла бы выбраться из этой комнаты, смогла бы сбежать…
Мужчина присел возле меня, и я почувствовала его дыхание на своем лице, удержавшись от дрожи отвращения, я сидела в ожидании наказания. Я понимала, что сейчас ничего не могу противопоставить этому психу и если начну сопротивляться, он может убить меня. И тогда точно никто и ничто не поможет мне.
Я сидела тихо и лишь зашипела, когда его руки обхватили мои щеки, и он провел по ранам на лице.
– Ты плохая, плохая девочка…– бормотал похититель себе под нос. – И знаешь, что случается с плохими девочками?
Он замолчал, поглаживая меня по щекам, будто ожидая моего ответа. Я сглотнула ком стоящий в горле и, переждав волну боли, когда он сильнее нажал на щеки, будто хотел пустить больше крови, ответила:
– Нет, не знаю… – прошептала я, потому что на более громкий голос у меня не хватило бы сил.
Он еще сильнее стиснул мое лицо, вынуждая меня закричать, и засмеялся, наслаждаясь моей болью.
«Ну, ничего, посмотрим, кто будет смеяться последним», – промелькнула у меня мысль, я все еще верила, что смогу выбраться отсюда. Все еще верила, что сбегу и найду помощь.
– Не знаешь, значит, жаль, очень жаль, – пробормотал он, когда отсмеялся. – Их лишают чего-то очень важного, – прошептал он мне на ухо, обдав своим дыханием и заставив еще больше задрожать.
Я задумалась, что же у меня могло быть важного настолько, что лишив этого меня можно было наказать. И когда мысль сформировалась в моей голове, я хотела закричать. Звать на помощь, вырываться изо всех сил, но понимала, что это не поможет.
– Нет, – прошептала я. – Пожалуйста, нет…
– Да, плохую девочку, которая пыталась снять повязку, и которую я предупреждал, что не стоит делать этого, лишат зрения.
Он впился пальцами в мои щеки, приподняв мою голову вверх, и во мне взорвалась самая невыносимая боль. Она выворачивала меня наизнанку. Мозги будто вскипали в черепной коробке. Меня сотрясали конвульсии, и я чувствовала, что из носа потекла кровь. Глаза будто горели в огне.
Я слышала крик, доносящийся словно издалека, и понимала, что издавала его я сама. И надеялась, что этот вопль кто-то услышит и придет до того, как похититель закончит свое страшное дело. Тот просвет, что я видела ранее, казался все тусклее. Боль прожигала до самых костей. Слезы лились из глаз, которые с каждым мгновением видели все меньше.
Глаза, которые давали мне силу, которые когда-нибудь могли подарить мне любовь…возможно, когда-нибудь. Но свет уходил, и становилось все темнее и темнее.
За своим криком я слышала смех безумца. Я все еще пыталась оттолкнуть его, но агония, которая полыхала в голове с каждой секундой все сильнее, делала меня слабой.
Казалось, прошло всего мгновение, после чего самая яркая вспышка боли поглотила мое сознание, и я отключилась от реальности. Утонув в темноте.
Не знаю, сколько прошло времени, но когда я пришла в себя, меня окружала темнота, и я не ощущала на себе повязки.
«Может я не открыла глаза?»…
Но потрогав лицо, я поняла, нет, глаза я открыла. Но ничего не видела. Лишь темноту. И это пугало неимоверно. Больше, чем повязка на глазах, больше чем похищение…даже больше того самого первого преступника, к которому я залезла в разум. Эта жуткая чернота пугала больше всего этого вместе взятого.
Слезы скопились в уголках глаз, и я готова была взвыть от безысходности. Но услышала шаги.
– О, ты уже очнулась, – послышался веселый голос моего похитителя. – Теперь ты понимаешь, что бывает с плохими девочками.