— Послушай, выродок, — сказал я. — Послушай, животное. Послушай, скотина. Ты же у меня в руках. Я знаю, где ты живешь.
— Вот как? — ехидно протянул Феня. — И где же?
— В этом подъезде, — сказал я.
— Ты ошибаешься, — возразил Феня. — Это проходной подъезд. Не веришь, сам посмотри.
С этими словами он взял меня за шиворот и подтолкнул к подъезду. Я и без того нетвердо держался на ногах, а тут еще Феня. Короче, я снова растянулся на снегу.
Феня присел возле меня на корточки.
— Ай-яй-яй! — запричитал он. — Надо же. Ярвид, тебе больно!
Мне действительно было больно. Я поднялся, вытер лицо снегом и взгромоздился на скамейку. Охватил голову руками. «Что делать? — думал я в отчаянии. — Почему она уехала? Почему, почему?..»
Что-то толкнуло меня в плечо. Скосив глаза, я увидел, что это опять Феня. Он сел рядом на скамейку.
— Держи, — сказал Фенчик. Он протягивал сигарету.
— Я не курю, — ответил я.
— Дурак ты, Ярвид, — спокойно сказал Феня. — Ох, дурак! — Сигарету он сунул себе в рот и стал хлопать по карманам в поисках зажигалки. — Ты не обижайся, за мною был должок.
Достав зажигалку, он прикурил и выпустил дым. И пока длилась пауза, пока он вдыхал и выдыхал, я собирался с мыслями. И вот что сказали мне мои мысли: нельзя мне драться с Фенчиком. Надо перекрыть канал поступления наркотиков к Наде.
— Слушай, скотина, — с трудом проговорил я. — Она не будет у тебя покупать.
Фенчик удивленно поднял брови:
— А?.. Ты о чем?
Я продолжаю:
— Я буду у тебя покупать… твое ширево… и отдавать ей. Идет?
— Идет, — сразу согласился Феня. — Ты мне, главное, деньги давай, — но тут же он опомнился и спросил: — А почему же так хитро?
— У нее нечем платить.
— А, — протянул Феня. — Так можно это… и без денег. — Он увидел, как я выпрямил спину, и сразу дал задний ход: — Ладно, ладно, молчу. Ты, главное, деньги давай. Вперед давай. Есть у тебя деньги?
Я мотнул головой.
— Ну, давай, — повторил Фенчик, выстреливая окурком далеко под кусты.
Он чувствовал себя уверенно, и я решил до поры до времени не разочаровывать его.
— У меня они в машине, — сказал я. — Давай сейчас все и сделаем.
Он снова посмотрел на меня. Черт, мне так хотелось ударить его. Но я опять подумал о Наде и сдержался.
— На какой хрен тебе все это нужно? — тем временем спросил Феня.
— Что?
— Ну… все это.
— Хочу быть ее спонсором, — ответил я.
— А-а, — сказал Феня. — Понимаю. Тили-тили тесто, — Феня отодвинулся. Выдохнул остатки дыма в воздух.
— А где твой хваленый пистолет?
— Отдал в чистку.
Он хмыкнул, встал со скамейки и помог подняться мне. И мы, хромая, заковыляли к «опелю». Черт, со стороны это выглядело весьма забавно — мы шли, чуть ли не обнявшись.
Из бардачка я вынул сумку, в которой держал некоторый денежный запас на случай непредвиденной встречи с гаишниками. Там было, насколько я помнил, долларов триста.
— Сколько? — спросил я.
— Сто пятьдесят, — сказал Феня.
— Ну да, сто пятьдесят, — повторил я. Все cxoдится, именно такую сумму называла мне Надя.
Впрочем, Феня уточнил:
— Пока сто пятьдесят, а там видно будет.
Я протянул деньги, а Феня дал мне маленький полиэтиленовый пакетик, перехваченный черной аптекарской резинкой.
— Что это за г…? — спросил я, пристально разглядывая пакет.
— Это не г…, — профессионально обиделся Феня. — Здесь ровно на три понюшки. Рекомендую содержимое пакета высыпать на стекло и вдыхать через трубочку из сотни долларов! — Он почувствовал себя увереннее и в конце даже улыбнулся: — Говорят, вкуснее!
Я машинально сунул пакетик в карман и сел в машину. Я уже завел двигатель, когда Фенчик снова открыл дверцу и стал шептать мне:
— Не волнуйся, твоя Надюха останется довольна! Если бы ты знал, — он вдруг понизил голос, — какова она в постели через пятнадцать минут после того, как…
Я убрал ногу с педали сцепления, и Фенчик, даже не успев договорить, исчез. Не знаю, что с ним стало. Если честно, то я от души надеялся, что это именно его голова оказалась тем препятствием, на котором подскочил мой «опель» через секунду после старта.
Оставив машину у подъезда, я поднялся на четвертый этаж. Собственная хрущевка встретила меня запахом пыли. Ох, как он мне надоел!
Я закрыл за собой входную дверь и уставился на телефонный аппарат. Он молчал. Пока мама была в больнице, я чувствовал себя особенно одиноким.