— Да, да, — закивал Довгарь.
Я заерзал. То, что происходило вокруг меня, нравилось мне все меньше и меньше. Откровенно говоря, оно мне вовсе никак не нравилось. У Старцева и Довгаря был такой вид, словно они о чем-то договорились еще до моего появления. Я не мог понять о чем.
Следователь произнес:
— Что вы увидели на столе?
— Перед гражданином Деденко лежал чемодан темно-красного цвета, — ответил Довгарь.
«Вот она, цель комедии! — подумал я. — Ай да Вовка! Гнусный предатель!»
— Чемодан? — спросил следователь.
— Ну… кейс, — уточнил Вовка.
— Он был открыт или закрыт?
— Открыт, — сказал Довгарь.
— Что было внутри?
— И в нем были… — Вовка облизнул сухие губы. — Там были большие деньги.
Мне все труднее и труднее было сдерживать ярость. Никак не мог я предположить, что Дед допустит такую оплошность и Довгарь увидит деньги!
Но, с другой стороны, Дед, возможно, и не предполагал, что Вовка будет об увиденном рассказывать в кабинете следователя МУБОП!
— Какая сумма была в дипломате? — спросил Старцев.
Я мысленно представил себе бобины магнитофона, которые крутятся на малой скорости (я не сомневался, что такой магнитофон существует). Эти бобины все-все записывают. Интересно, останется ли на бобинах мое дыхание, которое участилось после последнего вопроса?
— Дипломат был полон, — сказал Вовка.
Старцев обернулся ко мне:
— Вы подтверждаете?
— А? — Я встрепенулся.
Старцев сверлил меня взглядом. Отеческим этот взгляд назвать было нельзя.
И вдруг до меня дошло. Это же спектакль, специально устроенный для меня спектакль! Вовка сказал, что он зашел в кабинет Деда, чтобы доложить о выброшенном окурке?! Так этот же случай был задолго до моего разговора с Дедом о деньгах. После того, как он получил нагоняй от Деда и сломя голову бросился вниз, чтобы выбросить бычок, прошло не менее месяца. Да и не заходил он в кабинет, когда Дед вручал мне кейс, не заходил! Значит, они — Старцев и Довгарь договорились между собой, чтобы расколоть меня?! Хрен вам, господа, ничего у вас не выйдет! Стоп, а кейс? Вовка же правильно называет его приметы. Хотя, что приметы — он просто мог видеть меня в коридоре, когда я вышел из кабинета Деда с этим кейсом. Все ясно — провокация!
— Я к вам обращаюсь! — повторил следователь. — Вы подтверждаете?
— Что мне подтверждать? — Я пожал плечами. — Ничего я не видел. Меня не было. Я работал у себя.
— Хорошо, — сказал Старцев и кивнул Довга-рю: — Что было дальше?
— Гражданин Деденко при моем появлении захлопнул кейс, — ответил Довгарь. — Поспешно. Очень поспешно. И убрал со стола.
— Куда убрал?
— По… поставил на пол.
— Какой страны была валюта? — спросил следователь.
— Американские доллары, — пробормотал чуть ли не со слезами Вовка.
Старцев сделал паузу, что-то помечая у себя в бумагах, а потом снова заговорил:
— Хотя бы приблизительно назовите сумму.
— Не знаю, — Вовка пожал плечами.
— Сколько, по вашим наблюдениям? — обратился следователь ко мне.
И снова мне стоило большого труда выдержать этот взгляд. Вот тебе и учитель математики! Я пролепетал еле слышно:
— Я… не знаю.
— Правда?
— Честное слово.
Вздохнул следователь. Вздохнул и я. Только в сто раз менее глубоко, чем Старцев.
— Что было потом? — спросил он у Вовки.
— Ничего, — Вовка пожал плечами. — Я вышел и больше не видел этот кейс.
И тут я расправил плечи. Я почувствовал крайнюю степень неприязни к Вовочке. Он мелко мстил Деду за случай с сигаретой — вот как это называлось!
— Разрешите вопрос? — встрепенулся я.
И, Старцев еще не успел ответить, я воскликнул:
— Ты выдел, что этот кейс у меня? Ты видел, как я выносил этот кейс? Какой он был?
— Тонкий, вишневый, — пискнул Вовочка.
— …у меня в руках ты его видел? — продолжил я. — Ты на что намекаешь, скотина?
— Я попрошу… — Старцев пристукнул ладонью по столу.
— Я требую, чтобы вы внесли мои слова в протокол! — совсем разошелся я. — О том, что он скотина!
Вовка вжал голову в плечи.
— Успокойтесь, успокойтесь, — повторял следователь.
Но я, не слушая его, размахивал руками:
— Я требую, чтобы в протокол были занесены лова о том, что Владимир Иванович Довгарь, который находится здесь, — грязная скотина, ублюдок и преда… — Я вовремя прикусил язык.
— Что? — спросил Старцев.