– Сколько же там осталось?
– Не спрашивай… – Тимур тяжело, по-стариковски поднялся. – Где, ты сказал, этот банк? Рядом с Домом кино?
Проводив Тимура, я подошел к окну, думая: боже мой, наша «Тимур-фильм» еще ничего не сделала, а уже на грани банкротства. Но ведь я был в Будущем и своими глазами видел двенадцать новеньких корпусов студии «Тимур-фильм», роскошные декорации мировых столиц и несколько сотен иностранных киношников, снимающих в этих декорациях свои блокбастеры. Значит, каким-то образом Тимур выпутается…
Теперь, со второго этажа, из окна моего, а в прошлом Ролана Быкова, кабинета я видел всю автостоянку перед главным и производственным корпусами «Мосфильма» и облетевший яблоневый сад. Было одиннадцать с чем-то утра, в такую рань, как я уже сказал, никто, кроме студийной администрации, на работу не является, и мне было хорошо видно, как в серой пелене октябрьского дождя со снегом по пустой практически парковке великий растратчик Тимур Закоев обреченно, на полусогнутых подошел к своему «Лексусу», сам открыл заднюю дверцу и, сутулясь, поднялся на заднее сиденье. Его водитель-тяжеловес включил двигатель, и машина по лужам покатила со студии…
Тут дверь у меня за спиной вновь распахнулась, это был Серега Акимов. Хотя на улице был противный октябрьский снег с дождем, на нем поверх черной футболки с надписью CANON был только легкий летний дождевик. Как я уже писал в «Лобном месте», Акимов, как и большинство кинооператоров, был гренадерского роста, косая сажень в плечах и выше меня на целую голову. Не сказав ни слова и не перешагнув порога, он призывно махнул мне рукой на выход. И поскольку на его лице было явно заговорщицкое выражение, я взял со стола айфон и послушно пошел к двери:
– В чем дело?
Но он приложил палец к губам, потом бесцеремонно отнял мой телефон, швырнул его на диван и за локоть вытащил меня из кабинета. Только после этого сказал:
– Запри дверь, и пойдем на лестницу. Нужно поговорить.
Я запер кабинет, и мы вышли на лестничный пролет, спустились к окну на площадке между вторым и первым этажами. Раньше здесь постоянно торчали курильщики, но теперь, слава богу, Назаров своим директорским приказом категорически запретил курить во всех студийных помещениях (кроме, конечно, себе в своем кабинете). Поэтому на лестничных площадках стало пусто, как, впрочем, почти везде на студии. Как сказал Станислав Говорухин, такое впечатление, будто на студии взорвалась атомная бомба. Цитирую неточно, неохота лезть в Интернет и искать его точное высказывание, тем паче, сказал он это давно, еще до того, как стал руководителем избирательного штаба президента. С тех пор он не позволяет себе никаких критических заявлений, но сути это не меняет – почти круглосуточная тишина в мосфильмовских коридорах лучше любых заявлений говорит о реальной ситуации в нашем кинематографе. А когда-то…
Впрочем, Акимов вызвал меня из кабинета вовсе не для обсуждения этой темы.
– Старик, – сказал он, – тебя уже таскали туда?
– Куда?
– Только не строй из себя целку! Да или нет?
Акимов мой друг со студенческих лет, и, кроме того, мы только что совершили путешествие в 2034-й, поэтому не было смысла темнить и уходить от прямого разговора.
– Ну, таскать не таскали, – улыбнулся я. – Но сделали предложение. А тебе тоже?
– Естественно, блин! Но я их послал!
– Почему? – спросил я, продолжая развлекаться.
– По кочану! В будущем я буду режиссером, как я могу там шпионить?
– Ты им так и сказал?
– Да, я сказал: если отправлюсь туда шпионом, меня потом могут вообще туда не впустить. На хрена мне это надо?
То есть Акимов всерьез воспринял это безумное предложение, всерьез на него ответил и теперь продолжал меня допрашивать:
– А ты что сказал? Или ты согласился?
– Я сказал, как есть. Мы с Аленой расстались, она сюда больше не прилетит, а без нее я туда попасть не могу. Вот и всё.
– Гений! – расстроился он. – Я до такого не допёр!
– А кто с тобой разговаривал? И где?
– Где! На Лубянке, где же еще?
Я изумился:
– Прямо в ФСБ?
– Нет, конечно. Рядом, в японском ресторане…
– И кто с тобой говорил?
– Какой-то генерал Сафонов. Или Сазонов, хрен его знает, я у него не проверял документы.
– Ну и что ты расстраиваешься? Мы отказались, и дело с концом.
– Ты думаешь, они отъемутся?
Тут, словно отвечая на его вопрос, мимо нас прошли вверх по лестнице двое плотных молодых мужчин явно не киношной внешности – в одинаковых темно-серых костюмах и бледно-серых рубашках с плохо, будто узелком, завязанными галстуками. Впрочем, дело было не столько в их костюмах, сколько в ботинках – это были совершенно одинаковые дешевые черные ботинки с армейского или ментовского склада.