Ставки росли. Кураторы менялись, становились всё круче и круче, но Ирка выкручивалась. Виртуозно.
Главный изъявил желание заняться ей сам. Еле отговорили. Желающих ставить против Главного не нашлось бы.
Среди кураторов были и те, кто не выдержал, психанул и ушёл. Таких не держали.
Глава 7
Когда Ирка, выходя из кафе, открыла дверь в лоб Клавдюшкину, в Небесной Канцелярии случилась первая истерика.
Офис праздновал победу высших сил над упрямой человеческой половинкой, пел и немножко танцевал. Трое, ставивших на куратора, делили выигрыш. Праздновали. Все, кроме куратора. Он сидел в углу нахохленный, напряженный и сосредоточенный донельзя – слишком хорошо знал Ирку. Подозревал, что рано радоваться. И не ошибся (хотя иногда очень сложно определить, где заканчивается «предсказал» и начинается «накаркал»). Вторая истерика не заставила себя ждать.
Ирка летела в Грузию. Халифы-на-час Небесной Канцелярии угрюмо сдавали выигрыш.
Где-то между первой и второй истериками куратор с Главным переглянулись, и Главный кивнул. Куратор расправил плечи, выдохнул и загадочно улыбнулся.
Ирка блаженствовала. Грузия оказалась именно такой, какой её себе и представляла Ирка – домашней, неспешной и уютной. Гамак покачивался. Солнце грело. Птицы пели. Коты урчали. Незнакомые люди нестрашно приглашали в гости есть незнакомую еду и пить незнакомое вино. Никуда не нужно было бежать. Ничего не нужно было решать. Работа осталась дома. Все поводы нервничать остались дома. Кайф.
Ирки хватило часов на пять ничегонеделания. Вдруг, откуда ни возьмись, пришла мысль, что телефон не звонит совсем не потому, что она, Ирка, никому не нужна, а потому, что телефона у неё больше нет. Ирка выпуталась из гамака и пошла искать подругу.
Григорий Петрович и Клавдюшкин готовили ужин и мирно разговаривали. В процессе Клавдюшкин выяснил, что Ирку зовут Ирка. А Иркин папа с удивлением обнаружил, что долговязый и нескладный Клавдюшкин, неспортивный и смешной, обладает феноменальной памятью и неожиданной трезвостью суждений. Одинаково хорошо разбирается в истории, философии, биологии и физике. Знает несколько языков, читает и свободно цитирует классиков. И что при таком телосложении, какое досталось Клавдюшкину, реши он вдруг пойти в спортзал, из зала выйдет Терминатор. Или ещё один Иркин папа. А самое главное, пожалуй – этот учёный балбес искренне волнуется за Ирку.
Григорий Петрович знакомством остался доволен, но вида не подал. На всякий случай.
Приготовление ужина заключалось в том, что Клавдюшкин выудил из морозилки пачку пельменей с нечитаемым сроком годности (решили, что в условиях вечной мерзлоты даже мамонты неплохо сохраняются, не то, что пельмени, – а пельмени явно младше). Григорий пошарил в холодильнике и нашёл три банки кетчупа. Совместными усилиями выбрали из них один, который всё ещё пах кетчупом. Клавдюшкин покрутил в руках пачку пельменей. Почитал мануал. Сказал, что всё понятно. Налил в кастрюлю воды, довёл до кипения, добавил перец и лавровый лист. И пельмени. Когда пельмени всплыли брюхом кверху, вдруг понял, что забыл посолить. И посолил.
После добавления соли, вода внезапно вспенилась, вышла из берегов, и приготовляемые пельмени дружно покинули кастрюлю, высадившись десантом прямиком на плиту. Мужчины не смутились. Выловили ренегатов в дуршлаг. Сполоснули. Высыпали обратно в пустую кастрюлю, залили кетчупом и съели. Двумя вилками. Прямо из кастрюли.
По поводу пропажи дочери Григорий Петрович собирался начать нервничать где-то часов через пять-шесть. Уяснив, что Ирке никто ничего плохого не сделал, успокоился. Темпераментом Ирка обладала взрывным. Предсказуемостью – нулевой. На что оскорбилась – никто не знал. Поэтому единственное, что работало – просто подождать, пока ей надоест злиться и захочется домой.
Звякнул телефон.
– Папка, привет! – сказала телефонная трубка Иркиным голосом, – У меня всё хорошо, не волнуйся. Я в Тбилиси, мобильник умер, домой буду через пару дней. Целую! Зайдёшь покормить моих? Спасибо! Пока!
Выдав эту тираду на одном дыхании, трубка поперхнулась и закашлялась короткими гудками.