— Пиши заявление, говорю! — подсыпал Атанас пороху в огонь. — Коли меня спросят — лучшего, чем ты, на эту должность нету. Да хоть и не спросят, я сам скажу. Как ворочусь, тут же доложу, что был у нас с тобой разговор и что застал я тебя в самом бедственном положении.
— Нет, — притворялся Пандурин. — Ничего из этого не выйдет. Правда, я тут вроде сочинил заявление — вот только не знаю, с собой оно у меня, нет ли…
— А ты погляди, погляди! — не отставал Атанас. — Уж больно случай подходящий. Самолично передам начальнику, да еще и от себя словечко замолвлю. Уж я знаю, что сказать. И про Флореско, и про волчью стаю, которую ты одолел в одиночку…
Пандурин долго ощупывал полы пиджака, потом наружные карманы, пока, наконец, не добрался до внутреннего.
— Ха, вот оно где! — и он вытащил завернутое в газету заявление. — Я тут про все описал. Держи! Только смотри — в собственные руки!
— Сказано — сделано, бай Колю! Положись на меня! И давай-ка закурим напоследок да поеду, потому как велено мне побыстрей возвращаться.
Пандурин поднес ему свою папиросницу. Атанас сгреб целую пригоршню сигарет и распрощался. Спустя мгновение копыта его коня засверкали среди весенних полей.
Запоздавший пахарь остался сидеть, опершись о край телеги, глядя то вслед всаднику, то на далекое белое здание полицейского управления и слегка улыбаясь в длинные, давно не стриженные усы.
— Эгей, Атанас! — крикнул он наконец. — Смотри не поте-ряй!
Атанас не обернулся, только махнул ему рукой.
— Услышал! — сверкнул крупными желтыми зубами Пандурин и хлестнул коровенок.
Распряженные коровы давно уже поели кукурузные стебли, которые он им бросил, и разлеглись, медленно пережевывая жвачку, лениво отгоняя мух грязными хвостами.
Прилег и Пандурин, расстелив на траве попону. Подперев голову мясистой ладонью, он не сводил глаз с видневшегося вдали холма, который в весеннем трепещущем воздухе казался каким-то синеватым облаком.
«А чего с ней торопиться, с пахотой? — думалось ему. — Днем раньше, днем позже… Все одно не мне на этом поле работать!»
— Атанас-то небось доехал уже! — громко произнес он и растянулся на спине.
…Может, именно в эту минуту начальник разворачивает его заявление, читает насчет Флореско и довольно улыбается…
Улыбнулся и Пандурин.
Дремота опутала своей сетью его ресницы, сгустилась, застлала взгляд…
Разбудил его яростный лай, раздававшийся из-за кустарника у межи. Прикрыв рукою все еще затуманенные сном глаза, он приподнялся.
А собака, видно, то наскочит, то отпрянет, сделает круг и опять с остервенением кинется.
Верно, дичь какую-нибудь подняла… Пандурин встал, взял с телеги копралю и стал поспешно пробираться сквозь густые заросли.
Но не дичь увидел он. Под грушевым деревом, среди терновника сидел какой-то паренек. По виду горожанин, заблудившийся на проселочных дорогах. Высокий, небритый, лет около двадцати. Спутавшиеся волосы прядями падали ему на лоб.
Пандурин отогнал собаку и остановился в нескольких шагах, на борозде соседнего, уже вспаханного поля.
— Проклятая собака! Разбудила… — улыбнулся парень, но брови у него были все так же нахмурены, а взгляд пристально ощупывал незнакомого крестьянина с копралей.
— Ты что тут делаешь? — строго спросил бывший полицейский.
— Ничего не делаю. Спал. Прилег вздремнуть, а то я сегодня ни свет, ни заря в дорогу отправился.
Пандурин внимательно оглядел траву, где лежал незнакомец.
— Ни свет, ни заря, говоришь? — впился он в парня тяжелым взглядом. — А шапка твоя где?
Ресницы паренька чуть дрогнули, улыбку — словно ветром сдуло.
— На что тебе моя шапка?
— А вот нужна.
Пандурин так стискивал в руке упругую длинную копралю, что металлические колесики на ее конце даже позвякивали.
— Послушай, дяденька… — бескровные губы незнакомца снова растянулись в улыбке. — Ты что это? Чего ты на меня палкой замахиваешься, словно я тебе что плохого сделал? Мешок у тебя украл, что ли? Или кусок твоего поля себе прирезал? Брось ты в самом-то деле, уйми собаку, я и так задержался. А впрочем, могу и сам ее унять…
И парень протянул руку, чтобы отломить с дерева ветку.
— Стой! Ни с места! — что было силы заорал Пандурин хриплым голосом. — Не шевелись, а то голову проломлю! Ха! Этим болванам из Бутанцев только шапка твоя досталась, но от меня-то тебе не уйти!