А высоко над нашими головами, на всех этажах главного тюремного корпуса, один за другим расцветают алыми маками праздничные флаги. Из окон многих камер спускаются длинные, в несколько метров, красные крестьянские кушаки.
Тюрьма звенит от криков и песен.
Уже нет каменных стен, решеток, сторожевых вышек! Пусть все знают, что сегодня праздник синего неба, песен и красных знамен!
Наша колонна выгнулась полукругом и собралась под окнами административного корпуса.
Начался митинг.
Тодор взбежал на высокое крыльцо, взметнул вверх флаг, помахал им, приветствуя другие флаги, потом поднял крепко сжатый правый кулак и зычным голосом горца воскликнул:
— Товарищи и подруги! Поздравляю вас с Первым мая! Ура, товарищи!
Наша колонна выкрикивает дружное могучее «ура!», рокочущее, как раскаты грома, меж тюремных стен.
Тюрьма отвечает нам — сначала одинокими и разрозненными, а затем уже и единым многоголосым «ура», которое далеко несется над городскими крышами. (Это «ура» собрало заранее предупрежденных товарищей из соседних кварталов. Возле тюрьмы возникло несколько летучих митингов и многие выстрелы трещали как раз там.)
Каким замечательным оратором оказался наш Тодор!
— Фашистские власти заточили нас в мрачные темницы! — выкрикивал он, стоя под развевающимся флагом. — Но знайте, фашистские звери, что нет такой силы ни на земле, ни на небесах, которая сможет отделить нас от нашей партии, от нашего рабочего класса, от нашего народа! В день Первого мая мы демонстрируем наше боевое единство со всеми трудящимися, борющимися за свержение фашистской диктатуры, за освобождение болгарского народа!
Мы подхватили хором:
— Долой монархо-фашистов! Долой полицейский террор! Да здравствует Рабочая партия! Да здравствует Первое мая!
Но тюремщики и жандармы уже справились с растерянностью и налетели на нас со всех сторон.
Начальник жандармов, ухватившись за дуло винтовки, бежит впереди своей своры и со всей силы ударяет прикладом кого-то из наших товарищей. Тот громко вскрикивает. Рядом стоящие пытаются вырвать снова занесенную вверх винтовку, но на них со всех сторон сыплются удары прикладов, рукоятей пистолетов и палок.
Беснуются уже и надзиратели, а у них опыт в таких делах большой. Хоть все они вооружены револьверами, но сейчас «работают» только короткими, окованными на концах железом дубинками.
Мы обороняемся, как можем — кулаками, ногами, но у многих уже разбиты головы, окровавлены лица. И все же мы не позволяем разъединить нашу колонну.
— В этот день, — продолжает греметь голос Тодора, — в Советском Союзе двести миллионов борцов проходят торжественным маршем в боевых рядах!.. Социализм грядет, товарищи!.. Товарищи! Борьба требует жертв, и мы готовы на эти жертвы! Да здравствует Красная Армия!
— Да здравствует! — кричат товарищи, и кровь стекает с их разбитых губ. — Долой душителей народа!
— У-у-у! Ду-у-у! — несется изо всех окон.
Камеры превратились в гудящие пещеры, из которых слышится непрестанное громкое улюлюканье.
Но вот показался начальник тюрьмы. Я увидел его на миг через открытое окно — он требовал по телефону из города подкрепления. Потом я слышал его крик из окна:
— Бейте!.. Бейте, мать их так!.. Ага, так!.. Дай ему еще раз! Бей! Бей!
Мрачный капитан выстроил своих солдат. Двумя цепочками они двинулись на нас, выставив вперед штыки… Штыки сверкают уже совсем близко, а капитан не дает приказа остановиться.
Но и мы не отступаем. Некоторые даже срывают с себя рубахи и подставляют под штыки грудь.
И все кричат:
— Ребята, остановитесь!.. Мы ваши братья!.. За вас боремся!.. Возвращайтесь в казарму!
Идти уже некуда — и солдаты останавливаются, не дожидаясь команды. Некоторые пятятся, а один слабенький парнишка не выдержал — расплакался, упал на землю, закрыв лицо руками.
Капитан рычит, размахивает револьвером, словно идет в атаку против поработителей своей родины.
— Вперед!.. За мной!.. За мной!..
Но цепи солдат расстроились. Они сгрудились возле скорчившегося на земле солдатика, как испуганное стадо возле растерзанного хищником тела. Теперь даже капитан растерялся; он пинает и бьет своих солдат, а потом уж кидается на нас, в самую гущу побоища. За ним следуют только два его унтера.
Но тут из административного корпуса незаметно выскакивают на крыльцо несколько надзирателей. Смерть хватает за спиной Тодора полотнище нашего флага и разрывает его. Тодор обернулся было, чтобы схватить за горло ненавистного тюремщика, но другой тюремщик изо всех сил ударяет его по голове своею окованной дубинкой, и наш оратор как подкошенный грохается на площадку крыльца.