Жюль Верн
УПРЯМЕЦ КЕРАБАН
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая,
В тот день, 16 августа, в шесть часов вечера площадь Топ-Хане в Константинополе[1] обычно многолюдная и оживленно гомонящая, была молчаливой, мрачной и почти пустынной. С высоты спускающейся к Босфору[2] лестницы открывался чудесный вид, но ему явно недоставало людей. Только несколько иностранцев, облаянных сворой бездомных собак, спешили взобраться по узким и грязным улочкам в предместье Пера. Именно там, на холме, находился квартал, специально отведенный для чужеземцев. Его каменные дома выделялись белизной на черном фоне кипарисов.
И все же она очень живописна, эта площадь. Даже без разноцветной пестроты костюмов. Живописна и как бы создана, чтобы ласкать взгляд. Чего тут только нет! Мечеть[3] Махмуда со стройными минаретами[4]; прелестный фонтан в арабском стиле. Лавки — здесь продаются шербеты и тысячи других сладостей. Витрины завалены тыквами, дынями Смирны[5] и виноградом Скутари[6]. Они успешно соперничают с лотками торговцев благовониями и продавцов четок. А лестница! К ней причаливают сотни живописных каиков[7], их двойные весла в скрещенных руках каиджи[8] не бьют, а ласкают голубые воды Золотого Рога[9] и Босфора.
Но где же находились в этот час праздные завсегдатаи площади Топ-Хане? Персы, кокетливо увенчанные астраханскими колпаками? Греки, не без элегантности покачивающие своей фустанеллой[10] с тысячью складок? Черкесы, в их неизменной одежде военного покроя? Грузины, остающиеся русскими даже за границей? Арнауты[11], чей густой загар просматривается в вырезах их вышитых курток? И наконец, турки, эти османы, сыновья древнего Византия[12] и старого Стамбула! Где они?
Наверняка не имело смысла спрашивать об этом у двух западноевропейцев, которые настороженно прогуливались по площади, почти в полном одиночестве. Они явно не нашлись бы, что ответить.
Более того. И в самом городе, за пределами порта и с другой стороны Золотого Рога царили столь же непонятные тишина и пустынность. Безмолвно синела глубокая открытая впадина между старым Сераем[13] и пристанью Топ-Хане. Понтонные мосты, соединяющие правый и левый берега, образовывали огромный амфитеатр[14] Константинополя — и он тоже казался уснувшим. Неужели никто, и впрямь, не бодрствовал в эти минуты во дворце Серай-Бурну? И куда исчезли все верующие, хаджи[15] в мечетях Ахмеда, Баязида, Святой Софии, Сулеймана? Похоже, бесконечно длился послеобеденный отдых надзирателя Сераскирекой башни, равно как и его коллеги из Галатской башни. А ведь обоим им вменялось в обязанность следить за началом пожаров, столь частых в городе!
Да вправду ли это знаменитый Константинополь — гроза Востока, воплощенная в действительность волей Константина[16] и Мехмеда II[17]? Вот о чем спрашивали себя иностранцы, бродившие по площади — двое голландцев из Роттердама. Странная прихоть судьбы привела Яна ван Миттена, с его лакеем Бруно, на самый край Европы.
Всем известный ван Миттен имел внешность столь же непримечательную, сколь и располагающую. Ему было под пятьдесят. Белокурый, с небесно-голубыми глазами, светлыми бакенбардами и бородкой, без усов. Щеки — наливное яблочко, нос чуть вздернут. Широкоплечий, высокий, он, возможно, был задуман как спортсмен, но давний замысел природы оказался перечеркнут уже появившимся животиком. Одним словом, он представлял собой доброго малого — типичный голландский бюргер.
Кому-то мягкий и общительный ван Миттен, всегда готовый уступить в спорах, прямо-таки созданный для компромиссов, возможно, показался бы немного слабохарактерным. Но о таких обычно говорят: меньше упрямства — больше обаяния. Или еще так: шелк приятней железа! Только один раз за всю жизнь ван Миттен, доведенный до крайности, позволил вовлечь себя в спор, последствия которого расхлебывал до сих пор. Наверное, доброму малому в тот роковой раз действительно следовало уступить. Если бы он знал, что уготовило ему будущее! Не станем, однако, забегать вперед, — назидание не должно опережать действия.
— Итак, хозяин? — заговорил Бруно, когда оба добрались до площади Топ-Хане.
— Итак, Бруно?
1
Константинополь (у славян Царьград, у турок Стамбул) — город и порт на берегу пролива Босфор. Основан в 324–330 годах на месте древнего города Византий императором Константином (см. далее). В 1453 году, будучи столицей Римской империи, завоеван турками и переименован в Стамбул.
2
Босфор — пролив между Европой и Азией, в Турции (разделяет ее на две неравные части), соединяет Черное и Мраморное море. Длина около 30 км, ширина от 750 м до 3,7 км.
4
Минарет — отдельно стоящая башня у мечети, с балкона которой духовное лицо, муэдзин, созывает верующих к молитве.
5
Смирна — древнегреческое название города Измир в азиатской части Турции, при бухте Эгейского моря, порт. Основан во 2-м тысячелетии до н. э.
9
Золотой Рог — бухта у европейского берега южного входа в пролив Босфор. На обеих берегах расположен Стамбул. Длина бухты 12,2 км.
10
Фустанелла — короткая сборчатая юбка — часть греческого национального костюма. (Примеч. перев.)
11
Арнауты — так называли турки албанцев, основное население нынешней Албании, находившееся под властью Османской (Оттоманской) империи с XV века по 1912 год, когда она обрела самостоятельность.
12
Византий — древний город, основанный в 658 году до н. э. На его месте сооружен впоследствии Константинополь.
13
Серай (тур., фр.; по-русски встречается также устарелое «сераль») — дворец султана, визиря или крупного сановника.
14
Амфитеатр — здесь: расположение городских сооружений на уступах холмов (наподобие рядов кресел в современном театре).
16
Константин I Великий (около 285–337) — римский император с 306 года. Основатель города Константинополя. Сделал христианство господствующей религией в империи.
17
Мехмед II (1430–1481) — турецкий султан (правитель с 1451 года). В 1453 году завоевал Константинополь, а затем Сербию, Грецию, Трапезунд, острова между Балканами и Малой Азией, Крым, положив начало созданию Османской (по-европейски — Оттоманской) империи.