— Милая Амазия!
Услышав эти слова, девушка стремительно поднялась. Молодой человек, чьи двадцать два года хорошо гармонировали с семнадцатью годами невесты, стоял рядом с ней. Темноволосый, рост — чуть выше среднего, осанка — одновременно изящная и гордая. Блестящие черные глаза красноречиво говорили о нежности и страсти. Тонкие усики, очерченные по албанской моде, контрастно подчеркивали, при улыбке, белизну зубов. В общем, — вид очень аристократический, если этот эпитет можно применить в стране, в которой он не употребляется, поскольку наследственной аристократии здесь не существует.
Ахмет был одет истинно по-турецки. Да и могло ли быть иначе с племянником человека, который считал бесчестием европеизацию одежды на манер государственных чиновников? Куртка, вышитая золотом, шаровары[144] безупречного покроя, не отягощенные позументом дурного вкуса, пояс, грациозно обвивавший стан, феска, отделанная сарыком[145] из хлопка, сапоги из сафьяна — в таком облачении юноша выглядел чрезвычайно выигрышно.
Ахмет подошел к девушке, взял ее за руки и ласково усадил в кресло.
— Господин Ахмет, нет ли вестей из Константинополя? — спросила Неджеб.
— Никаких, — ответил Ахмет. — От дяди Керабана нет даже деловых распоряжений.
— Что за человек! — воскликнула молодая цыганка.
— Я нахожу необъяснимым, — продолжал Ахмет, — что курьер не привез корреспонденции даже из его конторы. Сегодня как раз тот день, когда дядя регулярно улаживает дела со своим одесским банкиром. И что же? Ваш отец, милая Амазия, не получил никакого письма по этому поводу!
— В самом деле, дорогой Ахмет. Со стороны негоцианта, столь аккуратного в делах, как ваш дядя Керабан, это удивительно! Может быть, телеграмма?..
— Ему! Посылать телеграмму! Но, милая Амазия, вы хорошо знаете, что дядя не посылает сообщений по телеграфу, как и не ездит по железной дороге! Никакая коммерческая выгода не заставит его использовать эти современные изобретения… Я думаю, что он предпочел бы получить плохую новость в письме, чем хорошую в виде телеграммы! О, дядя Керабан!
— Однако вы ему писали, дорогой Ахмет? — спросила девушка, нежно глядя на своего жениха.
— Я десять раз писал, чтобы ускорить его прибытие в Одессу, и просил установить более близкую дату для празднования нашей свадьбы. Я повторял ему, что он варвар, а не дядя…
— Хорошо! — воскликнула Неджеб.
— Бессердечный дядя, хоть и хороший.
— Ну. — Неджеб скептически усмехнулась, покачав головой.
— Черствый человек, а ведь он мне — как родной отец… На все это дядя мне ответил, что, кроме прибытия до истечения шести недель, ничего другого от него требовать нельзя.
— Так что нам придется ждать проявления его доброй воли, Ахмет.
— Ждать, Амазия, ждать!.. — развел руками бедный жених. — Он крадет у нас столько счастливых дней!
— И при этом безнаказанно! В то время, как арестовывают воров, да, воров, которые причиняют гораздо меньше вреда! — воскликнула Неджеб, топнув ногой.
— Что вы хотите! — сказал Ахмет, — Я все-таки еще раз попробую смягчить дядю Керабана. Если завтра он не ответит на мое письмо, то я поеду в Константинополь и…
— Нет, милый Ахмет, — ответила Амазия, схватив молодого человека за руку и как бы желая удержать его. — Я буду больше страдать от вашего отсутствия, чем получу удовольствия от нескольких выигранных дней для нашей свадьбы. Нет! Останьтесь! Кто знает, не изменят ли какие-либо обстоятельства решение вашего дяди.
— Изменить решение дяди Керабана! — ответил Ахмет. — С таким же успехом можно пытаться нарушить ход светил, поместить луну на место солнца, изменить законы неба.
— Ах, если бы я была его племянницей! — воскликнула Неджеб.
— И что бы ты сделала? — спросил Ахмет.
— Я… Я так ухватила бы его за кафтан, что…
— Что порвала бы ему кафтан, Неджеб, и ничего больше.
— Ну, так сильно дернула бы его за бороду…
— Что его борода осталась бы у тебя в руке.
— И все же, — сказала Амазия, — господин Керабан — лучший из людей.
— Конечно, конечно, — ответил Ахмет. — Но до того упрямый! Если бы он стал тягаться в упрямстве с мулом, то я не поставил бы в этом споре на мула[146].
Глава девятая,
В одной из боковых дверей галереи появился слуга.
— Господин Ахмет, — обратился он к молодому человеку, — там иностранец, который хочет с вами поговорить.
— Кто такой? — спросил жених.
— Некий мальтийский капитан. Он очень настаивает, чтобы вы его приняли.