Шерлок наоборот, решил больше не торопиться. Он аккуратно избавлял Джона от простыни, в которую тот завернулся с ног до головы, будто разворачивал большой драгоценный подарок. Изо всех сил Дом старался ощутить каждую клеточку любимого тела, расслышать каждый стон и тихий вздох, звучавшие как самая прекрасная мелодия на свете. Он начал медленно целовать шею, ключицы, спустился ниже, прикусывая соски и прижимая ладонь к груди Джона, там, где бешено стучащее сердце было готово пробить грудную клетку. Джона вело от такой неестественной нежности. Всё казалось слишком откровенным, слишком мягким, так не вязавшимся с представленным образом грозного холодного доминанта.
Лишь широкими мазками языка, которыми Шерлок вылизывал его шею, он умудрялся сводить с ума. Комната начала вращаться, а перед глазами возникали короткие вспышки от чересчур яркого удовольствия. Джон до крови закусывал губы, комкая в руках простыни, и восхищенно замирал от урчащих утробных звуков, с которыми Шерлок покрывал поцелуями его лицо. Мимолетные прикосновения губ к горевшей, плавящейся от ласк коже заставили Джона громко протяжно стонать, и этот звук вибрировал ответным возбуждением в теле Шерлока.
Природа диктовала: взять, заставить, подчинить. Ведь Сабы изначально получали удовольствие от приказов, растворяясь в высвобождённой энергии Дома, но только не сегодня. Шерлок вымаливал прощение, ломая собственные стереотипы, наплевав на себя, концентрируя внимание только на Джоне.
Он перевернул Саба на бок, пытаясь слиться, впитывая каждой клеточкой своего тела его вкус и запах, сводящий с ума. Джон открыл рот, чтобы произнести хоть что-нибудь внятное, но Шерлок сжал кулак вокруг его члена, осторожно двигая рукой вверх и вниз, мозолистые ладони царапнули нежную кожицу. Это заставило Джона жалостливо захныкать, вжимаясь в Шерлока, чувствуя голыми ягодицами его возбуждение.
Дом замурлыкал от удовольствия, дотрагиваясь холодными кончиками пальцев до всех чувствительных местечек, вновь прикасаясь к соскам, немного сдавливая их. В ответ Джон выгнулся дугой, отрываясь от кровати, на секунду замирая в воздухе. У Шерлока перехватило дух.
- Господи, твоя кожа и вкус, - застонал он. – Ты так открыт для меня. Исключение во всём.
Представший в своём похотливом великолепии Джон казался осуществлением всех грязных фантазий, которые посещали мозг юного гения. Раньше Шерлок и не мечтал о подобном, но после знакомства с этим скромным светловолосым Сабом, понял, как сильно ошибался, не придавая этой стороне своей жизни должного внимания.
Смотря, как Джон заметался по постели и нетерпеливо толкнулся назад, Шерлок убрал руку с его соска и постарался стянуть штаны вместе с бельём, потому что собственное возбуждением стало почти болезненным. А Джон запаниковал, внезапно почувствовав член Шерлока, вжимающийся в него, трущийся об него, оставляющий влажные следы. Мысли закрутились с бешеной скоростью, позволяя горячему желанию беспрепятственно заструиться по венам. Он слышал, как Шерлок что-то бессвязно шептал, уткнувшись носом ему в шею.
- Вот так. Ты уже готов к этому, Джон. Ты просто создан для моего члена.
И Джон согласно застонал, запрокидывая голову, прижимаясь к влажным от пота простыням и в то же время подаваясь назад к Шерлоку. Тот с усилием заскользил членом между его ягодиц, сжимая руками половинки и толкаясь вперёд. Слишком горячо, слишком мягко, слишком тяжело от распирающего сладкого чувства скрутившегося металлическим жгутом внизу живота. Непроизвольно Джон выдохнул:
- Прикоснись ко мне… - понимая, что ещё один рубеж из недоверия и боли пройден.
А Шерлок, будто ощутив эту незримую перемену, толкнулся вперёд, всякий раз попадая членом между половинок его ягодиц, размазывая влажную дорожку из собственной смазки и сжимая Джона в объятиях с такой силой, что хрустели кости.
- Я могу кончить только от этого, - рычал он, вновь подобравшись к шее, проводя кончиком языка по горячей коже. – Ты так подходишь мне… Твоя задница… Твоё тело… Твои губы…
Столько всего сразу, что Шерлок задохнулся, и его голос сорвался на громкое утробное урчание. Он с силой прижался к спине Джона, а тот почувствовал, как сотрясается в оргазме его тело, и тёплая жидкость заливает задницу.
- Господи, ты что, кончил?
- О, заткнись, - в голосе Шерлока всё ещё хриплом слышались небольшие нотки паники. Он не знал, нормально ли это - получить оргазм только от прикосновений и чувственных поцелуев, только от слов и аромата кожи?
- Иди сюда, - Джон перевернулся на спину, игнорируя неприятную влажность, и потянул несопротивляющегося Дома на себя. – Ты просто великолепен, - шептал он, покрывая нежными поцелуями трепещущие веки. – Ты самый удивительный, самый уникальный, самый красивый.
От этих слов Шерлок постепенно приходил в себя, понимая, что за собственным удовольствием совершенно забыл о своём Сабе, забота о котором всегда была в приоритете для истинных доминантов, особенно с такой высокой категорией. Он опустил руку, чтобы незаметно прикоснуться к перевёрнутому браслету Джона. Нестерпимо захотелось посмотреть, какой теперь стала цифра, ведь он был совершенно точно уверен, что она изменилась. Джон заёрзал.
- Сейчас, - внимание Шерлока переключилось, и его пальцы тут же переместились, чтобы посильнее сжать его возбуждённый член. Джон, охнув, откинул голову назад. – Нет, так не пойдёт. Смотри на меня, – тут же приказал Дом, размеренно двигая ладонью вверх и вниз по бархатистой кожице. – Я хочу видеть тебя…
Взгляд Джона приковывал внимание Шерлока, завораживая своей неестественно синей глубиной, они будто поглощали весь свет, превращая его в бездонное чёрное марево. Через пару движений Джон сдавленно застонал, и это оказалось единственным предупреждением, прежде чем он, нарушив приказ, закатил глаза и, судорожно всхлипнув от накатившего болезненного возбуждения, кончил, медленно расслабляясь в объятиях своего доминанта.
- Молодец. Хороший мой, - нежно шептал Шерлок ему на ухо успокаивающие слова, мысленно пообещав больше никогда не допускать такой непозволительной ошибки, как игнорирование чувств своего Саба. Теперь только Джон, только его потребности и желания, всё, чтобы сделать его отличным Помощником.
После этого поворотного момента в их непростых отношениях, Джон оказался со всех сторон окутан пристальным вниманием Холмса. Тот переехал в общежитие Сабов, неведомым способом уговорив администрацию Академии, и теперь вольготно расположился со всеми своими пугающими экспериментами у Джона в комнате. Шерлок не оставлял его одного ни на минуту. Они вместе спали, вместе ходили на оставшиеся лекции перед Днём Выбора, вместе сидели в столовой, правда, теперь к ним присоединились Грег и Ирэн, но Джон всё равно ощущал себя не в своей тарелке, иногда чувствуя на себе противный взгляд вездесущего Джима. Шерлок сдержал своё слово, потому что никто даже словом не обмолвился об инциденте, а Джону только и оставалось, что смириться с этой идеей фикс по присвоению его в личное пользование этим удивительным Домом.
Оставаясь на некоторое время с Грегом наедине, Джон вначале чувствовал себя очень неуютно, но, постепенно научившись абстрагироваться от постоянных извинений и разговоров о том, что друг всё сделал нарочно во имя их вечной и светлой любви с Шерлоком, привык. Было очень странно осознавать, что вот уже второй день он просыпался от того, что кто-то тяжёлый полностью занимал всю площадь кровати, да ещё и опутывал его тело своими длинными конечностями. Что кто-то постоянно следил за ним своим пристальным изучающим взглядом, что кто-то бережно, почти нежно касался его, шепча на ухо разные глупости. Шерлок просто окутывал безграничным вниманием, незаметно контролируя и управляя жизнью Джона. Он не выпускал его из вида ни на секунду, постоянно присутствуя везде, где бы тот не находился.
Если у кого-либо из преподавателей или курсантов и возникали вопросы по поводу их внезапного воссоединения, то тут же испарялись, стоило Холмсу бросить колкое замечание в сторону любопытствующих. Джона это устраивало. Впервые он чувствовал себя абсолютно защищённым, а значит, полностью счастливым. Мэри избегала его, экзамены он сдал на отлично, а Шерлок, постоянно находившийся рядом, дарил расслабляющее ощущение спокойствия, цельности, и только День Выбора не давал полностью насладиться всеми прелестями наладившейся жизни.