Девочки переглянулись, посмотрели на свои руки. Гозельджик густо покраснела. Разговор кончился тем, что девочки налили кувшин воды, Дурсун взяла мыло, полотенце, и все гурьбой пошли во двор, чтобы число-начисто вымыть руки и лицо.
Когда они умывались, то увидели, как на другом конце улицы с шумом и криками маршируют пятеро ребят. Громче всех кричал тот, кто командовал. Это был Кетчал. Он вышагивал сбоку, а первым в шеренге шел Ораты.
— Наверное, опять яблоки воровать пошли, — предположила Гозельджик.
— А разве они не пионеры? — спросила Дурсун.
— Какие они пионеры! — сказала Гозельджик. — Им бы только озорничать да по садам лазить. И все это затевает Ораты.
— Если мы пойдем в читальню, ребята не будут нам мешать? — спросила Дурсун.
Девочки отвечали, что в колхозной читальне Кетчалу и его друзьям озорничать не дают.
Когда они подходили к читальне, за углом послышался громкий смех, и тотчас на дорогу выбежали ребята — та же пятерка, что маршировала по улице. Но сейчас один из них плакал, а остальные хохотали над ним, подталкивая плачущего. Плакал сам командир — Кетчал. Девочки увидели, что у него рот чем-то забит, и он не может ни вытащить изо рта то, что там было, ни проглотить.
— Эй, трус, а еще командир! Ну что, получил, наелся? Ай, обжора! — кричали мальчишки.
Кетчал не мог выговорить ни слова, он только мычал; крупные, как бусинки, слезы падали из глаз на румяные щеки и скатывались. Когда Дурсун с подругами подошла к ним, ребята немного утихли. Кетчал сквозь слезы посмотрел на девочек. Щеки его, казалось, готовы были лопнуть. Ораты, стоявший рядом, только ухмылялся и ничего не делал, чтобы помочь товарищу. Дурсун сказала, обращаясь к Ораты:
— Помоги ему вынуть изо рта то, что там есть.
— Он сам виноват. Пусть не запихивает в рот по целой лепешке! — сказал Ораты.
— Помоги ему! — прикрикнула Дурсун. — Еще товарищем считаешься! Как тебе не стыдно! Так он может челюсть вывихнуть.
После этих слов Кетчал замычал пуще прежнего.
— Говорили: подавишься — не слушал, — с насмешкой сказал Ораты.
Подойдя к другу, Ораты засунул ему в рот два пальца и с большим трудом вытянул оттуда лепешку. Круглая сдобная лепешка была сложена вчетверо и оказалась совсем нетронутой.
Кетчал вытер нос рукавом и улыбнулся, как ни в чем не бывало.
— Обещала дать карандаш и обманула! — неожиданно сказал он Дурсун.
— Нет, — ответила дочь учителя. — Я не обманула тебя. Ты получишь свой карандаш.
— Скажи: «Порази меня соль!»
Дочь учителя засмеялась и ничего не ответила. Она взяла под руки девочек, и все направились в читальню.
4
Каждый день Дурсун узнавала в колхозе что-нибудь новое, знакомилась с новыми людьми. Среди взрослых она с особым любопытством смотрела на председателя колхоза, Чарыяра. Дурсун знала, что председатель зимою сорок первого года защищал Москву и был тяжело ранен. Отец как-то сказал:
— Я его помню еще комсомольцем, да и ребенком помню: он у меня учился. И всегда был таким: если уж за что возьмется — не отступится, пока не доведет до конца. Притом, сердечный человек.
Огромного роста, с обветренным, загорелым лицом и нахмуренными бровями, с большими узловатыми руками, Чарыяр казался Дурсун суровым человеком. Она робела в его присутствии, но все с большим интересом присматривалась к нему и охотно слушала, когда отец рассказывал о нем.
— Его колхозники зовут «хозяином», — говорил Атаев. — И недаром! Он — новый, советский хозяин: не только о своем заботится, а обо всех колхозниках и о государстве.
Отец рассказал Дурсун о том, как осенью прошлого года, во время сева озимых, Чарыяр предложил засеять сверх плана еще пять гектаров пшеницы, а урожай сдать в фонд обороны.
— Найдем ли воды? — спросили колхозники.
— Найдем, — отвечал Чарыяр.
— Откуда же ее взять?
— Вон оттуда — из главного арыка. — Чарыяр показал рукой в направлении арыка, разделяющего аул на две части.
Арык этот деды копали еще в то время, когда аул делился на несколько родов. Чтобы не было обидно ни тому, ни другому роду, арык прорывали ровно посередине — через холм, по неудобной местности. Земля там плохая, то и дело образуются завалы. Чистить их трудно, поэтому много воды пропадает зря.
— С этим давно пора покончить, — решил Чарыяр. — Если прокопать на небольшом участке новое русло, тогда поливать можно будет лишних не пять и не десять гектаров, а много больше.