Выбрать главу

Но теперь Николас уже не грезил. Он находился здесь в реальности. Он поменялся судьбой со сводным братом и явился в Гран-Сангре принимать наследство как единственный сын покойного Ансельмо Альварадо.

4

Утирая пот, обильно стекающий по лбу, Ник сидел на краю постели и смотрел на окно, за которым должен был вот-вот заняться восход.

Теперь он наследник дона Ансельмо, даже если на самом деле он безымянный ублюдок, о существовании которого почтенный родитель не имел ни малейшего понятия. Он не держал зла на человека, обрекшего его на несчастья с момента рождения. По крайней мере, он в это верил, но Лусе сказал, что он обманывает себя. Дон Ансельмо и пальцем бы не пошевелил, если бы узнал, что где-то у него родился внебрачный сын.

Может, так и есть. Пока он рос, их жилище становилось все более убогим. Они с матерью переселялись из плохой гостиницы в еще худшую, по мере того как блекла ее красота и соответственно падала цена на ее «услуги». Лотти никогда не рассказывала ему о его отце. Он догадывался, что она вообще не знает, кто его отец. Ник думал, что она зачала его от кого-то из обычных своих клиентов – окрестных фермеров, навещавших Новый Орлеан, или странствующих торговцев.

Когда ему исполнилось шесть или семь, она вдруг стала странно поглядывать на него, хотя по-прежнему без особой нежности, потому что воспринимала сына не иначе, как тяжкую обузу.

При первой же возможности Лотти избавилась от сына, отправив его, словно почтовую посылку, Исидору Бенсону, который вбивал мальчику в голову убеждение, что он дьявольское отродье.

Жизнь была адски тяжела, требовалось столько усилий, чтобы выжить, уцелеть, продержаться, что не оставалось времени размышлять о своем происхождении. Сама мысль, что его отцом мог оказаться человек благородных кровей, не приходила ему на ум до встречи с Лусеро. Скажи ему кто-либо об этом раньше, он бы поднял его на смех.

Когда сделка была заключена, сводный брат посвятил Ника в самые интимные детали их семейных отношений и быта, в подробности родословной, восходящей к пятнадцатому веку, к славным сражениям с маврами в испанской провинции Андалузия.

– Какую шутку сыграла судьба со старым развратником, – пробормотал Ник, оглядывая в который раз обстановку спальни и картины в роскошных рамах на стенах. – Его законный отпрыск обратился в наемного убийцу, поклонника дешевых шлюх и пульке. А я, выродок, о чьем существовании он и не подозревал, стал обладателем Гран-Сангре и… Мерседес.

Мерседес! Ник представил ее спящей совсем рядом, за тяжелой дубовой дверью. Ее золотые волосы, разбросанные по подушке, словно пригоршни дублонов… Одна мысль о ней заставила его мужское естество напрячься. Он ощутил тягостную боль, вызванную похотью.

Она была настоящей благородной особой, с твердыми моральными устоями, непреклонной и гордой. С подобной женщиной он не мог сблизиться даже в мечтах.

В прошлом богатые дамы из хороших семей частенько отдавались ему. Черт побери, к семнадцати годам он уразумел, что в его внешности есть что-то особенное. Самые разные женщины вешались ему на шею, привлеченные или разгульной щедростью наемного солдата, или романтикой его профессии.

Аура опасности и риска, окружавшая Ника, возбуждала в них плотское желание.

Но Ник отдавал себе отчет, что кратковременные связи – лишь возможность развлечься для скучающих богатых леди, что они и вида не подадут, будто знакомы с ним, при случайной встрече на улице после проведенных вместе бурных ночей.

Постепенно, повзрослев, он стал предпочитать общество обычных проституток, которые, по крайней мере, честно ведут себя и требуют лишь то, что им положено, и ему не надо притворяться перед ними.

Но теперь он заимел законную супругу – жену своего брата.

– Да, черт побери, она теперь моя! – Он услышал собственный голос, неожиданно громко прозвучавший в тишине.

Мерседес за эти годы обрела силу духа и, несомненно, имеет все основания отвергать любовные поползновения Лусеро. Поэтому, припоминая рассказы братца об их кратковременном совместном проживании, Ник мог понять причины ее нежелания разделить с ним ложе.

И все же, когда впервые он и она взглянули друг другу в глаза, возникло невидимое, но хорошо ощутимое притяжение.

Она заинтересовалась им – он был уверен, а в таких делах Николас Фортунато знал толк.

Ник намеревался победить ее, но не сразу, не атакой, а долгой осадой, сделать так, чтобы она, очарованная им, соблазненная, жаждущая его объятий и поцелуев, сама пришла к нему.

Однако это противоречило той роли, которую он должен был играть.

Он слишком хорошо изучил повадки и характер Лусеро Альварадо и убедился, что терпение и выдержка ему не были свойственны, особенно когда он имел дело с женским полом.

Ник мрачно усмехнулся и окутался табачным дымом. Лусе нравились женщины с огоньком, но он хотел, чтобы они доставались ему легко и дешево. И если женщина оказывала серьезное сопротивление, то – неважно, каково было ее общественное положение, – она рисковала подвергнуться со стороны Лусеро самому грубому насилию.

Ник проскакал бок о бок с ним сотни миль за эти полгода и видел, как его братец жестоко обращается с женщинами, что, впрочем, было обычным в солдатской среде. Сам Ник тоже был не без греха. На его совести скопилось немало мерзкого и темного, но насиловать женщин он себе не позволял.

Несколько раз у них дело чуть не доходило до драки, когда Ник пытался помешать Лусе овладеть какой-нибудь несчастной девчонкой, умоляющей пощадить ее. В таких случаях Лусе со смехом сдавался, шутя обещая своему старшему брату больше не шалить.

Но здесь, в Гран-Сангре, за Лусеро утвердилась репутация непреклонного в своих желаниях патрона. Все ждут от него, что он заявит свои супружеские права на обладание если не душой, то уж, во всяком случае, прекрасным телом гордой Мерседес. Если он так не поступит, то это будет совсем не в характере дона Лусеро.

Мерседес сама знала, что ее требования невыполнимы. Лусеро никогда не позволит супруге пренебрегать им. Согласившись вести себя так, как предложила Мерседес, Ник обязательно вызовет подозрения у окружающих.

Но если он поведет себя, как повел бы Лусеро, то, без сомнения, потеряет шанс на будущее счастье в объятиях красивой, любящей жены.

Пение утренних птиц в саду за окном не подсказывало ему ответа на мучившие его вопросы. Он должен принять решение сам и примет его очень скоро.

Бормоча вслух бесчисленные проклятия, Ник докурил и погасил сигарету, а потом вновь растянулся на слишком широкой для него одного кровати.

Ник проспал чуть ли не до полудня – роскошь, которую он не мог позволить себе в трудных походах.

Когда он вошел в столовую, Бальтазар отвесил ему глубокий поклон. Ник не обнаружил в комнате Мерседес, но заметил, что к кушаньям, выставленным на буфете, уже притрагивались.

– Моя жена, кажется, поднялась спозаранку?

– Донья Мерседес всегда встает в шесть, господин. Она совершает прогулки верхом, а после завтракает – обычно не здесь, а на открытом воздухе. Сейчас она занимается счетами. Должен ли я пригласить ее сюда?

– Нет, не надо ее беспокоить… пока.

– Приказать ли Ангелине приготовить для вас что-нибудь особенное на завтрак?

– Скажи, чтобы поджарила кусок мяса и чтобы он был с кровью, – проинструктировал Ник старого слугу, зная вкус Лусеро.

– Конечно, патрон. Она все сделает как положено, – откликнулся Бальтазар и поспешил на кухню.

Нику предстояло еще многому учиться и многое осваивать, несмотря на то что Лусеро усердно и с удовольствием натаскивал его, готовя к предстоящей жизни в Гран-Сангре. Ник, например, одинаково хорошо действовал обеими руками – умение, унаследованное им от матери и необходимое для профессионального солдата, но Лусе был правшой, так что Нику придется оперировать в основном только правой рукой. Или еще такая мелочь – Ник любил французскую кухню, блюда, изготовленные в нежном соусе, но его мексиканский сводный братец презирал все иностранное и предпочитал мясо, зажаренное на решетке, сдобренное жгучим чили. Так как Лусе тоже приобщился к курению на войне, Ник решил хотя бы в этом единственном случае не ломать своей привычки.