— Верно, — Джанин одобрительно улыбнулась, подходя ближе и пристально меня разглядывая. — Я могу подчинить твоих людей, но эффективно управлять ими можешь только ты. Позволь мне продемонстрировать тебе кое-что.
Она подхватила свой планшет и забегала по нему пальцами. В стене напротив разъехались в стороны две белые панели, образовывая проем. В нем возникли три темные фигуры: две высоких и одна крохотная. Я неосознанно дернулся им навстречу, но сзади получил сильный удар по ногам и рухнул на колени. Панели беззвучно сомкнулись, пряча потайную дверь. Перед ней остановились Рыжая и Эмми, за их спинами возвышался один из встретивших меня в гараже рядовых. У всех троих были одинаково отсутствующие выражения и пустые, словно пластмассовые, глаза. Невидящим взглядом они смотрели прямо перед собой. Эта белокурая сука накачала их своей дрянью.
Я снова дернулся, подхватываясь с колен, но Макс подсек мне ноги, и, не удержав равновесие со скованными за спиной руками, я повалился на бок. Никто из троих вошедших даже не моргнул от звука удара и падения. Они казались неживыми, казались какими-то правдоподобно точными восковыми копиями себя.
— То, что ты называешь сывороткой, — скривившись этому слову, словно оскорблению, заговорила Джанин. — Является моей собственной разработкой. Это сильнейший нейростимулятор, совершенное соединение медицины и компьютерных технологий. Я называю это инъекцией повиновения. Работает безотказно.
Она взмахнула пальцем по экрану планшета, и у только что закрывшейся двери началось движение. Рыжая, молниеносно крутнувшись вокруг себя, оттолкнула к стене рядового бойца, точным резким движением выкинула ему в нос кулак, прижала локтем его пошатнувшуюся оглушенную фигуру и выхватила из его кобуры пистолет. В какой-то момент мне показалось, что она выстрелит, но Эд опустила вооруженную руку, отпустила атакованного бойца и отвернулась.
— Действие препарата никак не влияет на естественные умения и выработанные навыки, как видишь, — прокомментировала Джанин. — Объекты полностью боеспособны; их мозг способен к восприятию и обработке информации, при необходимости они также могут воспринимать и генерировать речь. Но способность к планированию и принятию решений, их эмоции и чувства полностью подавлены.
Я смотрел на Рыжую, уставившуюся в пространство перед собой, и не видел в её глазах никаких признаков осмысленности и понимания происходящего. Зрачки были предельно сужены, почти исчезли в зеленой роговой оболочке. Взгляд был пустым. Внутри её головы, похоже, и в самом деле ничего не происходило. Словно вместо мозга внутрь поместили примитивный рубильник, способный лишь при подаче сигнала активировать соответствующие мышцы.
— Главным же достижением является, несомненно, полное отключение основных инстинктов, — самодовольно оскалившись, сообщила Джанин. — Например, родительского.
Она ткнула пальцем в планшет, и, повинуясь этой команде, Эд подняла руку, направляя дуло пистолета в голову неподвижной Эмми. Возле моего уха, предупреждая попытку пошевелиться, щелкнул взведенный Максом курок.
— Любопытно, — продолжила Эрудитка, медленно обходя Рыжую и взятую на прицел Кроху и с любопытством их рассматривая: — Что само наличие материнского инстинкта как у разумных существ, — а мы, в большинстве своём, существа разумные, — так и у низших видов, до сих пор не подтверждено научными исследованиями. Но практические проявления этого феномена встречаются в жизни повсеместно.
Обойдя по кругу, Джанин размеренно зашагала вдоль стены.
— Так, ярчайшим доказательством существования родительского инстинкта можно назвать его преобладание над другими инстинктами человека, к примеру, двумя важнейшими, определяющими нашу жизнеспособность как вида: самосохранения и продолжения рода.
Упершись в угол, она повернулась на каблуках, издавая пронзительный, отдающий болью в висках, скрип.
— Простыми словами: один из родителей готов пожертвовать собой или вторым родителем ради сохранения жизни наследника. Впрочем, это лишь общественные убеждения и теории психологов, а не научно подтвержденный факт. Кто знает, возможно, родительского инстинкта и в самом деле не существует.
Она поравнялась со мной и, резко наклонившись, выплюнула:
— Как думаешь, Эрик? Кто тебе дороже: дочь или жена?
У неё был острый нос, строго подобранные губы и холодные безумные глаза. Она стояла так близко и склонялась прямо к моему лицу так низко, что одним быстрым замахом головы я мог бы сильно её изувечить, сломав несколько костей, порвав ткани и даже выбив глаз. Это подарило бы кратковременное облегчение, но в перспективе лишь усугубило бы ситуацию, ускорив гибель Рыжей или Эмми, или сразу двоих. Так рисковать ради секундной вспышки ярости я не мог. То, как с презрением и унынием меня рассматривала Эрудитка, красноречиво говорило, что она это тоже понимает. И не боится меня.
— Хватит меня запугивать, Джанин, — ответил я. — Ты ухватила меня за глотку, это очевидно. Переходи к делу.
Она приподняла бровь и недовольно скривила губы.
— Нет, Эрик. О деле мы с тобой поговорим позже. Сегодня ты здесь, чтобы выучить важный урок. И он включает в себя чью-то смерть: либо Эд, либо Эмеральд.
Сдерживать себя становилось все сложнее. Эта сучка буквально топталась мне по яйцам. У меня шумело в ушах и темнело в глазах от нахлынувшей ярости. Сердце все ускоряло темп, разгоняя злость, усиливая обороты.
— Ты думаешь, я просто так позволю тебе их убить? — процедил я сквозь плотно сжатые зубы. Спазмом свело челюсть.
— Я думаю, ты не совсем понимаешь, в какой ситуации оказался, — возразила Джанин и выпрямилась. За её спиной Рыжая сняла пистолет с предохранителя и взвела курок, не отводя дуло от затылка Эмми. Из ниоткуда и отовсюду полился механический голос:
— Сто двадцать. Сто девятнадцать.
— Я даю тебе ровно две минуты, Эрик, — отступая в сторону, сообщила Джанин. — Чтобы ты выбрал, кому умереть. Две минуты.
— Сто четырнадцать, сто тринадцать…
— На счет один Эд выстрелит.
Я через плечо покосился на Макса. Он стоял в двух шагах от меня, нацелив в меня приведенный в боевую готовность пистолет. Стоял достаточно близко, чтобы не промахнуться, что бы ни случилось, как бы я ни пытался увернуться от пули, но слишком далеко, чтобы я успел к нему добраться прежде, чем он выстрелит. Джанин стояла ещё дальше. Расстояние и угол её поворота были крайне неудачными для попытки схватить её и заслониться ею. Кроме того, руки были слишком плотно связаны. Все мои попытки разорвать или растянуть хватку наручников не давали и малейшего результата.
— Восемьдесят семь. Восемьдесят шесть. Восемьдесят пять.
Самостоятельно вырвать у Джанин планшет и отключить отсчет у меня не получится, не за оставшееся время. Максом — если предположить, что я смогу его обезвредить — она легко пожертвует, безликим бойцом под действием её инъекции — тем более. Единственный заложник, который может побудить её к действию — она сама.
— Семьдесят три.
Чтобы захватить Джанин мне нужно оружие; чтобы его заполучить, мне нужно освободить руки; чтобы освободить руки, мне нужно больше времени. Его нет.
— Шестьдесят восемь.
— Эд, — позвал я, но охрипший голос утонул за автоматическим стрекотанием. Я прикрикнул: — Эд! Рыжая!
Не шевелясь, даже не поворачивая головы, она перевела на меня остекленевший взгляд.
— Она тебя слышит, — подтвердила Джанин, поднимая взгляд от своего планшета. — Но не послушает.
— Рыжая, опусти пистолет!
— Шестьдесят.
— Пожалуйста, опусти оружие, Эд!
Одна минута. Половина времени потрачена на полное отсутствие идей. Я сконцентрировал внимание на Рыжей и Эмми. Они стояли у противоположной стены. Чтобы пересечь комнату мне потребуется несколько секунд и невероятное везение быть лишь раненым Максом, а не застреленным насмерть. Даже в движении на таком расстоянии он не сможет не попасть, но вопрос состоял в том, куда. Никакие ранения — кроме способных убить меня мгновенно — даже в ногу, не смогут меня остановить или слишком замедлить на таком непродолжительном рывке.