Но, в это же мгновение, слева от нас рвануло что-то очень и очень мощное. Настолько мощное, что повернув голову на взрыв, я потрясенно увидел, что трехэтажный дом, с телефонной будкой у стены, и плакатом на брандмауэре, слегка даже расширившись на мгновение, вдруг полностью сложился внутрь, опадая на обломки стен и улицу кусками крыши.
И тут же, с плоской крыши дома, стоящего за рухнувшим, по нам с Берией, заработал весьма серьезный, судя по звуку, пулемет. Как бы не крупный калибр.
Даже в моем впавшем в ступор мозгу, мелькнула мысль, что это враги ловко придумали. Дом, рухнув, полностью открыл маленькую площадь и оцепление для обстрела. И если б не мои супер-способности, и я, и Берия, тут же и кончились бы.
Нарком, к его чести, лишь только началась движуха, одним сильным, максимально неизящным прыжком, оказался рядом со мной. А потом повернулся лицом к пулеметчику, и снял пенсне. Пулемет, смолк, потом дал двойку уже в небо. А потом, я с изумлением увидел появившегося на крыше Ваню Петрухина. Тот наклонился, поднял, как какую то тряпку, пулеметчика себе к лицу, а потом небрежно отбросил. Демонстративно проведя себе по горлу ладонью, в смысле — холодный.
И тут меня прорвало. Я начал говорить, поминая всех богов, матерей, и прочих ипанатов, у которых в центре Москвы творится хер знает что со стрельбой и взрывами.
— Хороший у тебя дед был, Смайли. — сказал Берия не оборачиваясь- Русскому языку до тонкостей обучил. До самых нужных в жизни слов.
— Так вот как, товарищ Берия, вы видите окончание моего контракта?- я сообразил, что глава НКВД не только одаренный, но и в чем его способности.
— Не ссы, Борисов. — он надел пенсне обратно, и повернулся ко мне — На тебя моя одаренность не действует.
— Знаете, Лаврентий Павлович, мне даже проверять вашу честность не хочется. Ведь результаты такой проверки, будут уже не ваша головная боль. Пусть румынские пограничники с этим трупом возятся, да?
— Ты же сам теперь никуда не уедешь, Боб.
— Обязательно уеду!
— Предлагаю пари. — мы повернулись и пошли к подвалу, откуда я совсем недавно вышел- Как только тут чуть разгребем, я тебе предоставлю отпуск на месяц. Поезжай куда хочешь. Так вот, ты вернешься через две недели!
— Почему⁈
— Потому что Советский Союз — лучшая в мире страна. А ты, Боб, только свиду мудак, а на самом деле — русский.
— От грузина слышу!
— Ну да. Мы с тобой, Боб, советские люди. Нормальные, а не как эти вон — он кивнул на развалины — чем громче пернешь, тем больше социализма.
— А вот здесь мы с вами, Лаврентий Павлович, не совпадаем. Чем больше прое@а и страданий, тем больше величия.
— Ты, Борисов, своей парадоксальностью, Сашку Воронцову развлекай. Далеко идти?
— Она жива⁈
— Что ей сделается? Они даже из комиссариата не успели выехать…
— Вот кстати, Лаврентий Палыч! Вы чем Александру запугали, что она со мной водиться решила?
— Ты больной, что ли? Боб, решив давить на Воронцову, нужно сдать партбилет и написать завещание.
— Да ладно вам, товарищ Берия! Сашка- замечательная. А вам и вовсе, даже гадостей бы говорить не стала.
— А! Так ты еще не познакомился с ее отцом? Хех. Теперь, когда мне понадобиться тебя наказать,Боб… вспомнив это, я передумаю. Жизнь, она сама кого хочешь накажет…
— Гм. Не хочу, но сделаю вам комплимент, товарищ нарком. Мне вдруг стало как то насрать на всю это возню с госперворотами. Мне сделалось тревожно.
— Это азы работы с подчиненными, они должны быть постоянно испуганы…
Явление товарища Калинина из подвала, больше всего напоминало сцену «Партизаны вышли из леса». Верные, вооруженные барбудос, с пулеметом на плече у Палыча, и скромный вождь. Даже унылый зипун, что я спер в кладовке Большого, выглядел героической одеждой военного стратега, а не абы чем.
— Товарищ Калинин, — заговорил Берия — там, у Большого, огромный митинг. Прошел слух что ты погиб, люди отовсюду съезжаются.
Вокруг, между тем, началась веселуха. Вслед нам с наркомом во двор, напугав лошадей, с ревом, задним ходом, въехали Паккард Калинина и МАЗ охраны. Я услышал, как на перекрестке, раздаются команды, и топочут сапоги. Невесть откуда объявившийся Чашников, непринужденно оказался вдруг между Михал Иванычем, и мужиками- извозчиками.
Но вождь не стал так просто расставаться с защитниками. Пожал руку каждому извозчику, и лишь потом уселся в авто.
На переднем сидении уже сидел Ваня Петрухин, вслед Калинину в салон залез Берия, я уселся на откидную сидушку. Чашников захлопнул за мной дверь, и авто поехало.
— Обстановка полностью контролируется, товарищ Калинин — заговорил Берия — все инициаторы и участники заговора, установлены и задержаны.
— Шаман? — спросил Калинин
— Взяли теплым. Он сейчас у Гершензона в институте, освещает все в мельчайших деталях и нюансах. У Льва Давыдовича не забалуешь.
— Главного наконец установили?
— Сталин.
— Говнюк, бля. — ругнулся Калинин. Он, вообще-то, при мне как то раньше не особо — Ты мне, Лаврентий, чуть не клялся, что это Постышев.
— У них договоренность была. После вашей гибели Постышев садится на СНК, а Коба, на введенную должность Генсека КПСС. Чисто аппаратно распускается политбюро ВКП(б), и избирается Президиум ЦК КПСС из новых людей. Вот Постышев и активничал. А Коба выжидал, чем дело кончится. Его поместили в Лефортовскую. А Постышев, сейчас в Кремле, под охраной. Можно будет расспросить подробно. Времени вдумчиво поговорить совсем не было.
На этом, беседа закончилась.
Автомобили, проехав Каменный Мост, не свернули к Охотному Ряду, как я ожидал. Проехали до бульваров, потом, по бульварам, пересекли Тверскую, и подъехали к Большому, со стороны Петровки. Выйдя из машины я понял, почему выбран такой странный маршрут.
Вся площадь перед Большим, на сколько хватало глаз, по Охотному ряду до Лубянки и до Манежной, была забита людьми. Многие из них были вооружены. Как я понял, москвичи пришли защищать свою власть.
И Берия прав. В такого рода случаях, и публике, и дипломатам, и вообще всем, нужно показать что власть на месте, ничего не меняется, заговор подавлен.
Пока Калинин в сопровождении Берии, Рыкова, Молотова и еще каких то товарищей забирался на импровизированную трибуну — шеститонный ярославский грузовик, мелькнула мысль, объяснить вождям, что телевидение в этом деле гораздо удобнее. Но тут же и пропала. Я увидел Сашку Воронцову, стоящую у лесенки, что ведет на платформу грузовика.
Сам не знаю почему и как, я, позабыв обо всем, мгновенно оказался рядом с ней, и прижал ее к себе.
Она, увидев меня, просияла глазами и вообще вся. А когда я ее грубо прижал к себе, обняла за шею, прижавшись всем телом, и уткнувшись носом в плечо.
— Ну чего ты, Саш… И не такие как ты страшные замуж выходят, чего волноваться то?
Она, впрочем, потершись носом о мое плечо, на мои слова стукнула кулачком мне под ребра и сказала:
— От тебя воняет, словно ты в шкафу прятался.
— От тебя разве спрячешься, Саш?
Весь наш с ней диалог мы почти кричали. На появление Калинина на трибуне, площадь взревела так, что остальное было плохо слышно. Я запоздало хватился, что бросил вождя без защиты перед вооруженной толпой. Но глянув по сторонам, убедился, что вот как раз вооруженного народа, нынешние вожди совершенно не опасаются. Даже Ваня Петрухин, стоял на земле, а не рядом с Калининым, на трибуне.
Поэтому я плюнул на служебные обязанности, и с удовольствием поцеловал Сашку, с радостью понимая, что и ей страшно хотелось целоваться. Впрочем, и этот-то поцелуй вышел коротким. Потому что рядом, кто- то, голосом товарища Крупской, строго сказал:
— Прекращайте немедленно. Нам нужно ехать. И здравствуй, Боб.
Это была Надежда Константиновна. Неохотно отпустил гибкую талию, и почтительно поздоровался.
— Я позвоню,- сказала Александра, и ушла вслед за Крупской в авто.
Прощаться вот так, лишь мельком увидевшись, мне вдруг показалось страшно обидно…