Да и тротиловую шашку смертника, уже взведенную к электоподрыву, еще до приезда милиции, споро обезвредил молодой рабочий МЭЛЗа. Пояснив товарищам из милиции, что ждать смысла не было.
Глава Рабоче-Крестьянской Милиции города Москвы, поблагодарил товарищей через прессу, по радио, и во время пятничных киносеансов Телевидения.
Инженер Зворыкин, с коллегами, придумав телевизор, тут же принялись воплощать в жизнь идеи массовых трансляций. Проекционные телевизоры, выдавали вечером на уличные экраны вполне приемлемое изображение. И, традиционный субботний киносеанс в парках и дворах города, сменился телесеансом. Предваряя трансляцию кинофильма, экспериментальной телепередачей с блоком новостей.
Москвичи очень веселились, глядя как товарищ Вуль, проникновенно пытаясь заглянуть с экрана в глаза каждому, говорил. Что милиция благодарна товарищам за помощь, но поймите, товарищи:
— Идет следствие, и мы не имеем права раскрывать детали. Я прошу вас, не стрелять по террористам, а дать возможность их взять. Потому что я клянусь, больше взрывов не повторится! И в этом, я ручаюсь вам своим честным коммунистическим словом.
Исполненный снобизма ведущий, как водится, полный вольнодумства, делано сочувственно поинтересовался у начальника милиции:
— Может быть, все же пора для простых граждан уже ввести запрет на владение оружием?
Но Директор Московской Милиции посмотрел на ведущего так, что тот даже потускнел, куда то растеряв весь лоск. А затем главмент кротко пояснил, что Революция делалась не для того, что бы граждане Советской Страны, оказавшись в трудной ситуации, были безоружны.
Вот и сейчас, Иру остановил пожилой, седоусый мужчина, что держал на плече пулемет, с пристегнутой коробкой со вставленной лентой. На левом рукаве синей рубашки красная повязка с надписью «Дружинник». Крепкие полотняные штаны и грубые ботинки, не оставляли сомнений- рабочий, откуда- нибудь со «Второго Шарикоподшипникового».
— С работы возвращаюсь. Прогуляться решила! Вот! — своенравно заявила ему девушка.
— С работы? — удивился мужчина, махнув зачем то рукой — здесь? так поздно? Где же это ты трудишься? Документы-то у тебя есть?
Только тут Ира сообразила, как выглядит ее заявление, и покраснела. Потом она увидела, как от группы людей, на углу Георгиевского переулка и Тверской, отделилась фигура и пошла к ним. А потом она разозлилась, и еще более своенравно отбрила все намеки:
— Я в Кремле работаю! Стенографисткой! Вот, смотрите — она полезла в сумочку, достала пропуск в Кремль, и протянула рабочему.
Тот спустил пулемет с плеча, приставил к ноге и взял удостоверение:
— Ишь ты! — он он открыл корочку, вчитался, и с уважением посмотрел на Иру — Смотри как ты!
— Если не верите, можете позвонить! Спросите, есть у них там такая, или… ну, я не знаю.
— Не сердись, дочка. — смущенно кашлянул рабочий- Сама знаешь что творится. Как же ты так припозднилась?
Она пожала плечами, но не успела ответить. К ним подошел молодой парень, тоже с повязкой дружинника на рукаве, и кобурой на поясе.
— Вот, Гриценко, — заговорил рабочий — проводишь товарища девушку. Что бы наши ее по дороге попусту не дергали.
Она попрощалась с рабочим, и они с парнем пошли по Тверской.
Парень представился Мишей, и рассказал, что они здесь не просто так болтаются, а решением собрания цеха. Охраняют порядок по Малой Дмитровке и Тверской до бульваров. А дальше эта шпана с «Метиза» патрулирует. Тоже мне, чуть не из вежливости их заводом называют, а туда же, в рабочую дружину лезут!
— Тебе куда идти то? — спохватился он.
— На Садово-Кудринскую!
— Не близко- присвистнул спутник- может, на вот монетку, позвони домой, предупреди родителей.
— Нет у меня родителей.
— Как же так? — у Миши даже хохолок на макушки опустился сочувственно.
— Да это еще в двадцатом, на Украине, я и не помню- неохотно пояснила девушка — сейчас я с тетей живу.
— А в Кремль как попала?
— Я прошлым летом, в педагогический, бал не добрала, туда, сам знаешь, так просто не проскочишь.
Надежда Константиновна Крупская, нарком образования СССР, дело поставила настолько туго, что работа учителя, без всяких шуток, считается, самой элитной и престижной в Советском Союзе. Конкурсы в ПедВузы гигантские, и даже до экзаменов допускают не всех. А уж отбирают, самых- самых.
— Ну, мне в приемной комисси, так и сказали- продолжила она — вот тебе направление, на работу попроще. А через пару лет приходи.
Пустынная Тверская, не была безлюдной. Навстречу прошла парочка в обнимку. На углу, у Камергерского, рабочие- дружинники, беседовали с какими то гостями с юга. Впереди виднелась группа ребят, по виду школьников, что тоже шли в сторону Тверской Заставы. Из Столешникова вышел еще один рабочий патруль, кивнули Ириному спутнику, и, перейдя улицу, нырнул между домами в сторону Патриков.
А Михаил Гриценко, в это время рассказал ей, что у Палыча, что тебя проверял, он в учениках, на «Серпе и Молоте». И что Иван Палыч — лекальщик шестого разряда. Настоящий бог металла. Хвастался, что скоро сдает на разряд, и сразу получит комнату в общаге.
Проходя Настасьинский переулок, Ира немного поколебалась. С одной стороны, хотелось зайти в «Кафе Поэтов». Но с другой стороны, там сейчас вряд ли что то интересное. Поздновато уже.
Но и от этих размышлений ее оторвал внезапный рев моторов.
Обернувшись, она и ее спутник увидели промчавшийся мимо авто ГАЗ-М, с надписью Милиция ОРУД. А спустя немного, одна за другой, проехали три лимузина. МАЗ, Паккард, и замыкающий МАЗ.
— Калинин? — проводив взглядом машины, Михаил перевёл горящий взгляд на Иру. Та кивнула.
— Припозднился Михаил Иванович, работает — с уважением сказал парень.
— Да я и не знаю, когда они там спят вообще- ответила девушка — вечно не одно, так другое.
— Тебе там не нравится?
— Мне в детском саду нравится, воспитательницей. Чтоб ор и шум вокруг, чтоб гам, и с детишками. А у них там — все тихо, чинно, на вы, и будет любезны…
— Что ты понимаешь! Михаил Иванович- настоящий вождь! Он и послать может так, что мужики, на заводе — очень прониклись.
— Да ну тебя, понимал бы что!
— Слушай, а у нас завтра выходной. Может, сходим куда? В парке Горького парашютную вышку поставили…
Глава 4
Меня трясут, воняет бензином и трещит голова. Настолько, что трудно открыть глаза. Да и слова, что доносятся словно сквозь толщу воды, доходят с трудом.
— Давай мужчина, приходи в себя — вроде бы услышал я. И еще про то, что эка тебя угораздило то, как же так?
Еще я услышал вокруг какой то шум, хлопки автомобильных дверей, пение птиц, тарахтение моторов, и топот. Потом открыл глаза. И сказал:
— Бля.
Сфокусировав зрение, я увидел, что слегка похлопывая меня ладонью по щекам, напротив стоит мужик в военной форме тридцатых годов, с петлицами. Малиновыми. Как и околыш его фуражки. И, в довершении всего, я разглядел у него на рукаве овал с мечом, серпом и молотом. Справа меня поддерживал за талию и под руку, еще один, точно так же одетый деятель.
Все больше приходя в себя, я огляделся, и окончательно прикуел.
Меня держат под руки и приводят в себя мужики, одетые в форму НКВД. Мы находимся на обочине какой-то асфальтовой дороги. Рядом еще несколько человек, одетых так же. А посреди шоссе стоит три винтажных лимузина.
— Пи@дец. Вот только реконструкторов мне, для полного счастья, и не хватало! — сказал я, отстраняясь от мужика, что меня поддерживал.
Потом я вспомнил, что ночью перевернулся на своем авто. Сейчас вокруг был белый, солнечный день, а скорее, позднее утро.
— Вы кто, болезные? — спросил я мужика, что приводил меня в себя — решили поиграть в заградотряды? Или уже сразу реконструировать массовый расстрел? А кто у вас терпилы? Или вы меняетесь, по очереди?
Говоря все это, я вертел головой, и все больше терялся. Я с уважением отношусь к любым хобби. Вот и реконструкторы, меня скорее веселили, чем раздражали. Даже несмотря на то, что общаясь с этой публикой, не мог отделаться от ощущения в них какого то неуловимого дефекта. Но, твердо понимая что — не странен кто ж?