Шпионить за таким боровом легче легкого. Он, когда ходит, даже не оборачивается и почти всегда под мухой.
- Погоди, я тебя выведу на чистую воду. Я тебя вылечу, - ухмыльнулся Пашка. - На одной делянке будете лес валить!
В голове тут же развернулись захватывающие картины из фильмов про разведчиков. Надо только продумать: откуда следить, какую держать дистанцию, набросать на бумаге план хутора. Можно даже раздобыть где-нибудь шерсти и сделать себе усы или бороду для маскировки. А если у кого-то из соседских ребят есть бинокль - вообще красота. Сидишь на чердаке и смотришь, куда этот дьявол навострился.
Пашка так увлекся, составляя свой план, что не заметил, как прошел дом Михайловны. Впервые за много месяцев его окрылило чувство приключения.
Мертвая церковь
А к хутору, между тем, словно праздничный, разукрашенный паровоз, приближалось большое событие. Дочь комбайнера Краснова Катерина выходила замуж за сержанта пограничных войск Гордея Бурлака. На хуторе Гордей был парнем заметным, даже уважаемым. Вырос без родителей, окончив школу, отправился служить на советско-финскую границу, где отличился тем, что, рискуя жизнью, в одиночку задержал вооруженную группу дезертиров-перебежчиков. Приезжал на хутор раз в год, усталый, но никогда не мрачный, всегда знал, чем развеселить народ, какую историю прочитать из своего дневника. Сочинял стихи и песни, которые даже публиковались в клубной стенгазете.
Внешность Гордей имел тоже весьма внушительную: мощный, выбивающийся из-под фуражки чуб, лихие казацкие усы, шрам на подбородке. Роста был высокого и крепок в телосложении.
Красавица Катерина в него влюбилась с первого взгляда, но несколько лет стеснялась с ним даже заговорить. Наконец, не выдержала. Когда Гордей в очередной раз приехал на хутор, она подловила его на танцах. Год переписывались, и к следующему отпуску твердо было решено пожениться.
Отец Катерины поначалу сердился, но, почитав переписку и выпив с Гордеем, пошел молодым навстречу.
Старики все сплошь пророчили Катерине счастливую жизнь с таким мужем: почти офицером, честным и храбрым. Только одна старуха отчего-то вздохнула и сказала ни к селу, ни к городу: «Плохая у него фамилия «Бурлак». Несчастливая!»
Подготовка к торжествам шла полным ходом, однако Паша ничего этого не замечал. Он как-то совсем отдалился от жизни: не болтал с друзьями, перестал помогать деду с бабушкой и все ходил на разведку.
Бабушка думала, что все дело в Лизе, а вот дед стал посматривать на Пашу косо.
Следить за Лешим было и правда очень легко, но при этом ужасно скучно. Иногда Паша даже сомневался, мог ли этот тип иметь с татарином какое-то общее дело: он же вообще ничего не делал. Никаких занятий, не говоря уж о работе, у Лешего по жизни не было, кроме, разве что, художеств на стенах и распевания матерных песен на свежем воздухе. Есть он ходил к одиноким старикам, которые принимали его разносолами, должно быть из страха. Пашку так и подмывало прийти и поучить бесстыжего уму-разуму. Но выдавать себя было нельзя. Один раз Леший даже вышел из чужой избы в новой хорошей рубахе.
«Погоди, скотина, не долго тебе осталось стариков обжирать!» - с ненавистью думал Пашка.
Он сердцем чуял, что рано или поздно Леший встретится с татарином. И вот однажды это произошло...
Как-то под вечер Леший выполз из своей развалины и, пошатываясь, направился в поселок. Пашка следовал за ним, сначала по дороге, а потом, пригнувшись, через луга и поля.
Леший зашел на рынок, где очень скоро затерялся в толпе. Но унывать было рано: если он шел навестить своего друга, то должен был возвращаться назад тем же путем: через площадь, мимо каланчи. Паша спрятался за угол и стал ждать.
Расчет был верен. Минут через двадцать Леший показался на площади. В руках он нес два небольших крытых бидона для молока.
«Что это он задумал?» - удивился Пашка.
Следуя за мужиком, Паша снова миновал колхозный рынок и вышел на дорогу, ведущую на хутор. Леший, шатаясь, плыл впереди, отягощенный бидонами. Казалось, он сам не знает, куда идет.
Дойдя до середины дороги, он неожиданно свернул на тропинку, которая извилистой змеей ползла через поле и убегала в темнеющий на горизонте лес.
Паша ждал, что Леший остановится, начнет пить молоко или сделает еще какую-нибудь безумную вещь. Но тот шагал прямиком в лес.
«Во больной! Кабанов что ль пошел поить?»
День-то уже почти кончился. Усталое солнце подмигнуло из-за деревьев последними лучами. Поля накрыли сизые сумерки.
В тишине вечернего леса красться за Лешим оказалось намного труднее. Сам Леший как будто насторожился: начал поглядывать по сторонам, неожиданно останавливался, прислушиваясь к шелесту ветвей. Пашка держал дистанцию, такую большую, как только мог, шел на цыпочках, аккуратно отодвигал лезущие в лицо сухие ветки, чтобы ни одну не сломать.