— Позвольте, Вера Федоровна, — вскинулся тот. — Дело не в моем каком-то там прирожденном скепсисе. Дело в исходных посылках и законах физики. Разрешите, я выскажу…
— Да уж валяйте, раз начали.
Грушин захлопнул готовальню, раскрыл и опять захлопнул.
— Начну с того, что полностью сознаю большую важность проблемы получения дешевой энергии. Я интересуюсь этими вопросами, хотя и не совсем по специальности. Производство электроэнергии в наше время практически удваивается за каждое десятилетие. Удваивается! Мировое производство ее уже превысило четыре триллиона киловатт-часов в год. Если так и дальше пойдет, то не помню точно, в какие сроки, но в обозримое время энергоресурсы на шарике будут исчерпаны. Имею в виду уголь, нефть и другое природное топливо. Вы слушаете, Ур?
— Да, — поднял тот глаза на Грушина. — Я весь внимание.
— А то мне показалось, что вы отключились… Пойдем дальше. Гидроэлектрическая энергия тоже не безгранична — почти все мощные реки уже перегорожены плотинами. Еще какие естественные источники энергии? Ветер, солнечное тепло, энергия приливов… Все это мы используем пока очень мало. Дороги приливные станции, дороги и солнечные — по экономическим показателям не проходят. Да если бы и прошли, то их ресурсы, это уже подсчитано, дадут в год примерно такую же мощность, сколько дают теперь в сумме все электрические мощности, производимые промышленным способом. Это сопоставимо. Тот же порядок. Это, между прочим, факт сам по себе замечательный и, скажем, для прошлого века просто фантастический: энергия, добываемая человеком, сравнялась с энергией природных явлений. Нет, вы подумайте только: на одном уровне с природой! С той самой всесильной, грозной, могучей природой, которая повергала мохнатого предка в ужас громом и молниями… С той природой, которая заставила воинов Цезаря в страхе отступить перед мощным океанским приливом на берегах Атлантики…
— Леонид Петрович, все это очень интересно, — вставила Вера Федоровна, — но все-таки давайте ближе к делу. Я не могу сидеть тут до полуночи.
— Да… да-да, ближе к делу… Итак, природные ресурсы ограниченны, и двадцать первый век на них не выедет. Какой есть выход? Только один — ядро атома. Энергия деления и энергия термоядерного синтеза. Сейчас у нас и за рубежом идут большие работы с целью добиться лучшего использования делящихся материалов. Атомные реакторы нового типа, вероятно, станут дешевле и экономичней, они будут превращать в энергию не только уран-235, но и уран-238, то есть практически всю руду. И, наконец, управляемая термоядерная реакция. В конце века, я уверен, она будет осуществлена, и вот тогда-то призрак энергетического голода исчезнет надолго, во всяком случае — на многие-многие века. Дейтерий, извлеченный из ста шестидесяти кубометров воды, даст столько же энергии, сколько дают теперь все добываемые за год миллионы тонн угля и нефти. А дейтерия в морской воде сколько угодно. Запасы лития тоже огромны…
Тут Грушин запнулся и уставился на Рустама, который, схватив себя за голову, молча раскачивался из стороны в сторону с выражением безграничного отчаяния.
— Что с вами? — забеспокоился Грушин. — Вы заболели?
— Не заболел, а болеет, — сказала Нонна. — В наши ворота забросили шайбу. Не обращайте внимания, Леонид Петрович.
— Ага, шайбу… Понятно… — Грушин захлопнул готовальню, положил ее на стол и вытер носовым платком руки. — Ну, собственно, я почти все сказал. Слишком сложна и трудна проблема будущей энергетики. И поэтому ваша идея использования в энергетических целях морских течений мне кажется… вежливо говоря, она малоперспективна. Кинетическая энергия общей океанической циркуляции слишком рассеянна для того, чтобы извлечь из нее практическую пользу. Каким это образом вы будете ее улавливать? Поставите посредине океана водяное колесо?
— Да вовсе не об этом речь…
— Знаю, Нонна, знаю, вас интересуют электрические токи в морских течениях. Они, конечно, есть и вызывают некоторые электромагнитные силы, но очень уж эти силы слабенькие — порядка десяти миллионных силы Кориолиса. Да вы сами знаете…
— Так. — Вера Федоровна хлопнула ладонью по подлокотнику кресла. Одна сторона высказалась. Выкладывайте возражения, Ур. Или вы, Нонна?
— Возразить, Вера Федоровна, может только Ур, — сказала Нонна. — Мне в проекте тоже далеко не все понятно. И, если бы я сама не видела, как на Джанавар-чае прибор показал излишек энергии, то рассуждала бы в точности как Леонид Петрович. За одним исключением. Ядерная энергетика имеет замечательное будущее, полностью согласна. Но и у нее есть ограничитель недопустимая степень загрязнения окружающей среды. Во избежание катастрофического перегрева атмосферы выработку термоядерной энергии придется сдерживать.
— Точно, — поддакнул Рустам, которого хоккей отпустил на перерыв. — И еще, дорогой Леонид Петрович, разрешите поправочку. Токи в море слабые, это вы правильно сказали, а бывают и довольно-таки сильные — при магнитных бурях. Помните, два года назад мы выходили с вами на «Севрюге»…
— Прекрасно помню, Рустам, очень даже помню. Ну и что? Ваша электростанция будет работать только в магнитную бурю? Насчет перегрева атмосферы, Нонна, вы правы, такой ограничитель будет, но все равно ядерной энергии человечеству хватит даже при сдерживании выработки.
— Не стану спорить, я не футуролог, — сказала Нонна. — И вообще, я просто технический исполнитель проекта. Мое дело — подготовить данные о Течении Западных Ветров, вот и все.
С минуту все молчали. Поглядывали на Ура — теперь была его очередь. А он сидел безучастно, обхватив себя за локти и наклонив голову так низко, что казалось, будто он спит.
Вера Федоровна постучала ногтем по подлокотнику. Ур поднял голову. Твердые губы разжались.
— Леонид Петрович прав. Нет смысла продолжать проект. Я прекращаю работу.
Нонна ахнула. А Рустам, выбросив руку в сторону Ура, сказал с напором:
— Ты что, дорогой? Сколько сил, сколько времени потратили — и все побоку? При первом возражении, да? Так можно разве? Драться надо, дорогой, за идею!
— Но я не хочу драться…
— Хочешь не хочешь, а будем драться! — Рустам рубанул воздух ребром ладони. — Еще все будет, что положено: шумиха, неразбериха и выявление виновных, все, как полагается! И схлопочем мы с тобой кучу выговоров, и объяснения будем представлять не менее, чем в трех экземплярах, — а ты как думал? Скажи?
Вдруг он умолк и, подавшись всем корпусом вперед, вперил неистовый взгляд в экран телевизора: начался второй период матча. Он уже не видел и не слышал, как Нонна, улыбаясь, похлопала ему в ладоши. Не слышал, как засмеялась Вера Федоровна и как Грушин сказал примирительно:
— Действительно, мой юный друг, я вовсе не к тому атаковал ваш проект, чтобы побудить вас прекратить работу…
— Понятно. — Ур потеребил свою шевелюру. — Хорошо, попробую объяснить, насколько смогу. Прошу учесть, что я не автор идеи. На Эире я был простым техником на станции синтеза. Обыкновенным техником с обыкновенным образованием.
— Обыкновенное — в масштабе Эира? — вставил Грушин.
— Да, конечно… Так вот. Когда мы летели к Земле, я изучил общий курс планетологии и прежде всего — все, что было известно о Земле. Перед высадкой мы проделали множество измерений, в частности магнитную съемку, и мои спутники… специалисты с Эира… они были… как бы сказать… ну, по-своему поражены были космическим феноменом, каким представилась им Земля. Среди известных им планет нет ни одной, которая имела бы такое ярко выраженное магнитное поле и такую огромную акваторию. Кто-то из моих спутников первым высказал эту идею… идею о дефекте, который надо исправить, чтобы черпать энергию из внепланетных источников.