Потом пели русские песни. Французам понравился «Стенька Разин». А «Подмосковные вечера» не нуждались ни в переводе, ни в подсказке.
Позднее, когда все разошлись по каютам, Нонна и Ур остались одни. Они стояли рядышком, облокотившись на фальшборт.
— Видел? — сказала она. — Летучая рыба плеснула.
— Да.
— Хорошо в океане, правда?
— Очень.
— Ты улетишь?.. Туда… к ним?
— Нет, — сказал он, помолчав. И добавил: — Ведь ты мне велела быть человеком.
…В порту Сен-Дени на острове Реюньон Ур отказался сойти на берег.
— Да ты что? — удивился Валерий. — Посмотри, какая красотища тут. Пожалеешь, Ур!
Реюньон и верно был красив в зеленом убранстве тропических лесов. Пальмовые рощи словно сбегали с холмов, чтобы поглядеться в синюю воду. Дальше громоздились горы, их венчал вулкан Питон-де-Неж.
Некоторое время Ур стоял на баке, глядя, как швартуется по соседству промысловое судно — небольшой траулер с низкой, косо срезанной трубой и непонятным вылинявшим флагом.
— Мосье Ур…
Ур обернулся и увидел улыбающееся лицо Франсуа.
— Мосье Ур, если хотите, я останусь за вас на судне…
— Нет, Франсуа. Вы идите, гуляйте. Купите для своего дядюшки открытки с видами.
— Ладно, мосье Ур. Если вам захочется пить, кока-кола в холодильнике в кают-компании.
Ур прихватил бутылку кока-колы и пошел в свою каюту. За открытым иллюминатором плескалась вода, солнечные зайчики бродили по каюте. Ур сел к столу и, отстегнув клапан, вытащил из заднего кармана свой блокнот. Нажал кнопку, и пленка плавно пошла, перематываясь с катушки на катушку. Стоп. Ур надолго задумался. Потом взял тонкий стерженек и начал писать на пленке. Отхлебывал кока-колу из бутылки. Снова принимался писать.
Наверху затопали, раздался смех, шумные голоса. Ур закрыл блокнот, и в этот момент распахнулась дверь, в каюту ворвался Валерий. За ним вошли Нонна и Шамон.
— Много потерял! — начал Валерий с порога. — Ох и городок пестрый, в глазах до сих пор рябит. Люсьен, выйдет что-нибудь из сегодняшних съемок?
— Зелезно. — Шамон, задрав голову, почесал под бородой.
— Что? А, железно… — Валерий хохотнул.
— Такое впечатление, — сказала Нонна, — что тут все живут на улицах. Богатый остров, райская природа, а беднота ужасная. Ур, мы купили тебе шлем, как у Шамона. Ну-ка, примерь.
Пробковый шлем оказался впору. Нонна обрадовалась, что угадала размер головы. А Валерий сказал, прищурившись на Ура:
— Вылитый Тиглатпалассар.[15]
Перед ужином Ур постучался к Нонне в каюту.
— Я хочу дать тебе вот эту штуку, — сказал он.
— Что это? — Она вскользь взглянула на его протянутую ладонь, на которой белело нечто вроде пуговицы.
— Пусть это будет у тебя. На случай, если… если со мной что-нибудь случится…
Нонна резко повернулась к нему.
— Что это значит, Ур? Что может с тобой случиться?
— Надеюсь, что ничего. Я ж говорю — на всякий случай.
Нонна взяла двумя пальцами крохотный моток узкой, не больше трех миллиметров шириной, пленки.
— И что я должна с этим сделать?
— Проглотить.
— Ур… ты разыгрываешь меня?
— Нет, Нонна, я вполне серьезно… Ты сама поймешь, когда надо будет проглотить. Это ведь не трудно, она не больше таблетки. Можно запить водой.
— Но все-таки… что это такое?
— Полоска кодовой информации. Больше я ничего не могу сказать. Потом я тебе расскажу все. Когда придет время.
«Дидона» шла на юг по пятидесятому градусу восточной долготы, выполняя задуманный доктором Русто океанский разрез Реюньон — острова Крозе. Это была та самая долгота, тот меридиан, на котором стоял родной город Нонны и Валерия, — но сколько тысяч километров отделяло их сейчас от берегов Каспия!
На борту «Дидоны» наступила рабочая пора. Стучали лебедки, опуская и поднимая термограф (эту операцию Валерий назвал «ставить градусник под мышку океану»), батометры, вертушки для измерения скорости течения и другие приборы. Эхолот исправно чертил линию океанского дна. Брали водные пробы. Ходила за борт и обратно планктонная сетка.
Группа Селезневой не только изучала на практике методику доктора Русто, но и испытывала свои методы измерений. Ежедневно с носа и с кормы вывешивали свинцовые электроды Миронова и брали с разных глубин показания электрических токов океанского течения. Ур налаживал ниобиевый прибор своей конструкции, опускал в воду, но записи, снятые с самописца, никому не показывал. Наладка оказалась не простой. Да и шло судно пока в попутной струе Мадагаскарского течения, не пересекавшей магнитный меридиан. Ниобиевый прибор дожидался своего часа — погружения в Течение Западных Ветров, к которому с каждым днем приближалась «Дидона».