- Я бы должна как-то завершить дискуссию, - сказала Вера Федоровна, - но, признаться, не знаю как. Слушаешь вас, - кивнула она на Ура, - интересно. Грушин начнет - будто собственные мои сомнения выкладывает… Что вы на меня уставились, товарищ Ур? Спросить о чем-нибудь хотите?
- Я вот что хотел… - неуверенно сказал Ур, переступив с ноги на ногу. - Может, все-таки прекратить это? - Он обвел рукой ватманы, карты, таблицы. - Вдруг опять Пиреев рассердится и… новые начнутся неприятности…
- Пире-ев? - протянула Вера Федоровна. - Ну, вы, голубчик, и верно как ребенок… Стала бы я с вами связываться, если б Пиреев тогда взял верх! Нету Пиреева! То есть, конечно, есть, но, слава те господи, науку-матушку больше не тревожит. Что же вы, Нонна, не рассказали товарищу о знаменитом происшествии? В самый разгар великой борьбы - как раз в весьма ответственном кабинете - у Пиреева выступила на лбу этакая надпись синими буквами, что, дескать, съел он барана, украденного в каком-то колхозе. Я это сама видела и до сих пор не могу понять, как не умерла на месте от совершенно постыдного истерического смеха…
- И у Пиреева надпись была? - Ур изумленно посмотрел на Веру Федоровну.
И вдруг с его лица словно сдернули занавеску: вмиг ожило оно, в тусклых глазах вспыхнул былой блеск, сверкнули зубы - Ур захохотал во всю глотку.
- Стойте, стойте, - сквозь смех вымолвила Вера Федоровна, - мне говорили, будто вы к этому делу причастны. Ну-ка признавайтесь!
- Ой, правда, Ур, это ты сделал? - спросила Нонна, улыбаясь и радуясь, что Ур пробудился от спячки.
И Ур рассказал, как Даи-заде, бывший заведующий животноводческой фермой, продавал на сторону колхозных баранов и портил жизнь отцу, и отец пожаловался ему, Уру, на это и велел сделать что-нибудь, чтобы вывести вора Даи-заде на чистую воду. И тогда он, Ур, отрезал от пленки из своего блокнота тонкую полоску и нанес на нее код - тот самый текст. А отец со своим другом сделали так, как он им посоветовал: разрезали полоску на мелкие части и вместе с травой скормили баранам. Самым таким товарным, что ли, особям. А дальше - код, будучи съеден, переходит в баранью мышечную ткань. Он вроде голограммы, этот код: на сколько частей его ни разрежь, каждый клочок сохранит информацию.
- Ну вот. В живом бараньем мясе код никак себя не обнаруживает. Но если барана зажарят и съедят, безразлично, какой кусок, тут нагрев и соляная кислота человечьего пищеварения проявляют код, как фотопленку в проявителе. А красители, которые имеются в коже человека в виде синего пигмента, закрепляют надпись на лбу. Потом надпись должна побледнеть и исчезнуть… Значит, у самого Пиреева появилась надпись?..
Опять он зашелся от смеха.
- Вот оно как, - сказала Вера Федоровна. - Однако… серьезная пленочка…
- Серьезная, серьезная, - подтвердил Грушин.
- Где же теперь Пиреев? - спросил Ур.
- Все может вынести Пиреев, но только не осмеяние, - сказала Вера Федоровна. - С месяц он отсиживался на даче, а потом подал заявление об уходе с должности. По собственному желанию. Где же он теперь работает, дай бог память…
- Начальником управления мелиорации, - сказал Рустам.
- Верно. Ну что ж, поехали, Леонид Петрович. А вы, голубчики мои, продолжайте трудиться. Не знаю, как там с магнитной осью получится, а проект, что и говорить, ин-те-ресный… Чтоб вы мне довели его до конца!
Только ушли Вера Федоровна с Грушиным, как опять раздался звонок. Нонна открыла дверь и впустила Валерия.
- Только что машина отъехала с директорским номером, - осипшим голосом сказал Валерий, сдирая с себя плащ. - Здесь, что ли, была?
- Да. С Грушиным приехала, расспрашивала о проекте. Спорили… Где ты пропадаешь?
Не отвечая, Валерий скинул туфли и в носках пошел в комнату. Рустам поднял на него проницательный взгляд.
- Держи. - Валерий сунул Уру в руки зеленую папку. - Здесь бумаги с машины и прочее… и прочее… и прочее…
Он ходил по комнате, словно не мог остановиться, и бормотал, и глаза у него были какие-то шалые, навыкате.