- Давай хоть увеличим отряд охраны. Мы же можем взять с собой триста солдат за счёт того, что не берём придворных.
- И всем покажем, что боимся, а значит и знаем, что происходит. Нет, ограничимся обычными ста пятьюдесятью. Да и не к чему тащить с собой лишних людей в поездку, исход которой может оказаться и нашим концом. Я не хочу напрасных жертв - потом будет стыдно в том мире, куда доставит меня Поводырь.
- Я буду с тобой до конца, отец, - Паджеро немного помедлил, - Какие будут ещё указания, Ваше Величество?
- Мы, кажется, предусмотрели всё. Спасибо, капитан, вы свободны.
Между книжными стеллажами, в своём закутке, сидела Магда, закусив правую руку, чтобы не закричать, не вмешаться, не выдать своего присутствия, и по лицу её текли слёзы, а по руке, пачкая белый халат, стекала в рукав кровь: у Магды не было возможности ни остановить самых близких ей людей, ни помочь им, ни защитить… Она могла только одно - не мешать, потому что была настоящей женой, матерью и королевой.
Она не издала ни звука, не шевельнулась, пока библиотека не опустела, и только тогда побрела в свои покои, оставив на мозаичных плитах коридоров и лестниц дорожку из красных капель.
Огаста вбежала в покои королевы. Она была счастлива и губы её слегка припухли после поцелуев Тахата.
Магда стояла посреди комнаты безжизненной статуей, уставив глаза куда-то в пространство, и правый рукав белого халата был красным от крови, и кровь тоненькой струйкой текла из рукава на блестящие плашки паркета, образовав уже приличную лужу. Прокушенной руки видно не было - её скрывал длинный обшлаг рукава халата.
Судя по луже крови, королева так стояла уже давно, и простояла бы ещё долго, не прибеги Огаста.
Фрейлина повела покорную, безвольную королеву к глубокому креслу и усадила, подставив под раненую руку умывальный таз.
Губы королевы шевельнулись, и Огаста скорее угадала, чем расслышала:
- …они…едут…умирать…
Сказанные безо всякого выражения, слова эти не вызвали у фрейлины никакой реакции - она была занята более важным делом: помочь королеве и не привлечь к этому ничьего внимания.
Усадив Магду, она понеслась в казарму, за магом-лекарем Баямо. Потом, схватив первую попавшуюся тряпку, даже не разглядев, что это - платье, рубашка или халат, кинулась вытирать кровавые следы по коридорам и лестницам, ведущим в библиотеку.
Следы трагедии (только - какой?) она затерла очень быстро, но к моменту своего возвращения к королеве, застала её уже в постели, спящей. Рядом с кроватью сидел усталый Баямо, нервно потирая руки после проведенного им излечения. Руки Магды были сложены на одеяла, и на них не видно было ни ранки, ни шрама: Баямо был хорошим лекарем и хорошим магом.
- Не волнуйся, малышка, об этом никто не узнает, кроме капитана - ему я обязан доложить, - сказал он на вопросительный взгляд Огасты, - К отъезду Его Величества королева будет свежей и хорошо отдохнувшей. В остальном же я не властен.
Приближалось время отъезда.
По дворцу суетливо носились лакеи, укладывая вещи Фирсоффа в дорожные сундуки, впервые за много лет без руководства королевы. Им помогали Огаста и только что вернувшаяся дама Сальва.
На каретном дворе готовили королевский санный возок и сани для пожитков солдат.
Паджеро проверял вооружение уходящих с ним стражей - всё ли исправно, остры ли мечи, крепки ли ременные замки доспехов, прочна ли, не стоптана ли обувь. Потом долго и придирчиво осматривал коней, проверял подковы.
Илорин крутился возле него, выслушивая последние наставления - его капитан оставлял вместо себя и передавал ему связь с Джаллоном:
- Вы молоды, лейтенант, поэтому постарайтесь руководить, не задевая самолюбия Джаллона - он старый солдат и разного насмотрелся. Вы для него - ещё необученный щенок, извините за выражение, и он не станет церемониться с вами.
- Вас же он слушался, господин капитан?
- Я всегда был его командиром, Илорин, и других он не знает. Пойдём-ка, глянем, как укладывают сани.
- Лейтенант Илорин! - позвал Фирсофф, войдя на каретный двор, - У меня к вам просьба: вот это письмо передайте Её Величеству, когда будете уверены в моей гибели. Если же всё обойдётся, и мы вернёмся из Аквиннара, отдадите его мне. И ещё, лейтенант, сделайте всё, что в ваших силах, чтобы королева не пострадала ни при каких обстоятельствах. Я надеюсь на вас, Илорин.
- Господа министры и советники! Я не в праве требовать от вас поездки в Аквиннар, и, если кто-то желает, может остаться без ущерба для своей чести. Когда мы принимали решение на заседании Кабинета, мы исходили из недостаточной информации. Мы и сейчас не знаем всего, но уверенно можно сказать, что шансов вернуться почти нет.
- Считаете ли Вы, Ваше Величество, что в сложившейся обстановке Совет Королей необходим?
- Да, барон Инувик.
- Считаете ли Вы необходимым Ваше присутствие на Совете?
- Да, барон. Другие могут не знать то, что известно мне. И мне необходимо знать, что известно другим королям.
- Я понимаю, что заседание этого Совета будет носить узкоспециальный характер, и такая наша делегация там не нужна. Как Вы думаете, Ваше Величество, следят ли за нами?
- Вне всякого сомнения, советник Лонтир.
- Мы здесь представляем обычный состав для поездок на Советы Королей. Изменения покажут нашим противникам, что мы обо всём догадались и приняли соответственные меры, - Лонтир с ужасом слышал свой собственный голос: " Что же я делаю?" и, между тем, продолжал, - Сейчас поздно уже менять состав делегации - мы можем сорвать предпринятые Его Величеством шаги по предотвращению мятежа. Ведь шаги предприняты, Ваше Величество?
- Да, советник Лонтир.
- Тогда я еду, - "зачем, зачем я это говорю?"
- Советник Лонтир прав, Ваше Величество. Вашу руку, господин советник, - Демад был снова удивлён поступком Лонтира. Впрочем, как и все остальные.
- Чему быть - того не миновать, Ваше Величество, - Тараз подвёл итог этого небольшого совещания, - Не будем нарушать планов врага, чтобы не нарушить своих.
Магда встретила Паджеро в коридоре дворца:
- У вас уже всё готово, господин капитан?
- Да, Ваше Величество.
- Что ж, желаю удачи, - она не удержалась, и потрепала покрытого шрамами солдата по голове, как делала это не раз давным-давно маленькому Паджеро, ероша его выгоревшие на солнце волосы.
Капитан заглянул ей в глаза и увидел там нежность, любовь и - боль, и понял, что королева знает: она слышала их ночной с Фирсоффом разговор, сидя в своём закутке и кусая руку - Баямо доложил ему о ночном вызове - и теперь провожала обоих без надежды на их возвращение.
- Спасибо, Ваше Величество, - капитан опустился на колено и поцеловал пострадавшую ночью руку - руку приёмной матери и королевы.
Чем можно измерить мужество женщины, провожающей близких на смерть, и что можно сказать, столкнувшись с проявлением его?