- Лучше бы молодёжь получила в дар от богов умение держать язык за зубами или хотя бы думать раньше, чем говорить. Мастер Бальсар, как мне помнится, говорил и другое. Он говорил, что мастером нельзя стать, слушая только себя, потому что при этом не узнаешь больше, чем уже знаешь. А, так как память у человека недолговечна, ему свойственно многое забывать - слушая только себя очень быстро станешь круглым дураком.
- Вы слишком строги к молодёжи, мастер Наджафф.
- Это не я строг. Это мастер Бальсар строг. Кстати, учитель и воспитатель доброй половины из этих нахальных молодых людей. А они, как это обычно и бывает, вложенные в них мастером Бальсаром знания и умение творчески мыслить считают своей заслугой, будто и родились такими умными. И зачем я согласился работать с ними! Будто других дел у меня нет.
- Я думаю, мастер Наджафф, вы работаете с нами, чтобы не чувствовать себя стариком. Признайтесь, что вам нравится наша компания, а ворчите вы всё время лишь потому, что боитесь, что мы зазнаемся. У вас даже походка переменилась - то ползали, как ленивая черепаха, а теперь же бегаете, как…
- …как черепаха работящая. Бентос, где ты видел черепах ленивых? Они что, ползают ещё медленней?
- Нет, мастер. Они только думают, что ползают. На большее у них не хватает ни сил, ни здоровья.
- Неужели я настолько немощен? Вот не думал! Хотя нет, если у них нет ни сил, ни здоровья - то это не ленивые черепахи, а больные. Я пока ещё больным себя не чувствую. Правда, от вашей компании и любой здоровый заболеет. Пообщался с вами с месяц - и на кладбище. Пообщался с месяц - и на кладбище. Пообщался…
- Что, мастер, всё время один и тот же?
- О чём это ты? - Наджафф увлёкся новыми набросками и не заметил, что твердит несколько раз одну и ту же фразу, - Один и тот же кто?
Молодёжь расхохоталась.
Магда отложила эскизы:
- Ну, не буду вам мешать. Работайте, - и вышла.
- Бентос, если ты ещё раз надерзишь Её Величеству, я не буду иметь с тобой дело ни сейчас, ни в будущем, - сказал Наджафф.
Верховная жрица Апсала приехала посмотреть на роту Матушки в новой форме. На заседании Храмового Круга жрица категорически заявила:
- Я не понимаю, сколько можно спорить по такому пустячному поводу, как цвет значков на форме наших подшефных рот. Лейтенант Яктук очень мудро решил, что значок должен соответствовать сути бога, имя которого носит рота, и выбрал синий - цвет чистой воды в яркий, солнечный день. Почему роте Лешего не взять зелёный - цвет лесов? Жрицы Матушки носят белые одежды, так пусть значок её роты будет белым. Надеюсь - никто из вас не претендует на белый цвет?
Претендентов на белый цвет не нашлось, и рота Матушки была, наконец, переодета.
- Скажите мне откровенно, капитан Ланс, я не сильно превысила свои полномочия, отдав швейникам приказ нашить на вашу форму белые значки? Поймите, я человек не военный, и вполне могла совершить глупость, не посоветовавшись заранее с вами. Очень уж ярко видны на вашей форме белые значки - словно отметка на мишени. Не повредит ли это вашим солдатам в бою?
- Вы рассуждаете, как вполне компетентный в военных вопросах человек, госпожа Верховная жрица. Солдаты, действительно, будто помечены. Но им нравится - по этим меткам их узнают на таком расстоянии, на каком даже не каждого гражданского отличишь от солдата. Что же касается боя, то в рукопашном бою это значения не имеет, а лучники гоблинов не настолько хороши, чтобы попадать именно в значки - им, хотя бы, вообще попасть. Кроме того, называться ротой Матушки и носить цвета, отличные от её цвета - вот уж где, действительно, глупость. Вы не волнуйтесь, вы всё сделали правильно. Я распорядился постоянно патрулировать территорию возле Храма Матушки, и на этот пост отбоя нет от желающих покрасоваться в новой форме.
- А вот это уже зря. У вас и так солдат не очень много. Не повредит ли это охране Южных ворот?
- Ну что вы, госпожа Верховная жрица, ни в коей мере! Солдаты сами обеспокоены: в городе тревожно, а у вас - одни женщины.
- Не думаю, что кто-нибудь осмелится причинить вред служительницам Матушки.
- В чём, в чём, а в дураках Соргон никогда не испытывал недостатка. Мне так будет спокойнее. Ещё я приказал вести наблюдение с приворотных башен за крышей вашего Храма - мало ли что может случиться в это время перемен. Давайте договоримся о сигналах, какими вы сможете позвать нашу роту на помощь: и днём, и ночью.
- Вы сказали - время перемен?
- У нас, старых солдат, раны ноют не только к непогоде. К бою - тоже. Придётся скоро сражаться и, думается мне, вовсе не с гоблинами.
Слава иногда приходит неожиданно. Нельзя сказать, что её совсем не ждёшь: наверное, не родился ещё такой человек, который не ждал бы прихода этой капризной особы.
Но, когда она является к вам во всём своём блеске, под звуки фанфар и рукоплескания восхищённой толпы, это всегда неожиданно. Это горный обвал, это снежная лавина. Это любой предмет, падающий вам на голову. Бац! И ты уже прославился.
Слава пришла к Наталу. Именно так: бац! - и никому неизвестный, разве что ребятам с Голубиной улицы, тринадцатилетний мальчишка Натал стал известен всему Раттанару. Ну, может быть, не всему. Кое-кто из взрослых, конечно же, его не знал. Не знал, к примеру, королевский прокурор Рустак. Министр Велес тоже не знал, как не знали ни Маард, ни барон Геймар.
Но, ведь, и Натал не знал их, и ему дела не было до того, знают о нём они или - нет. Зато среди сверстников, уважение любого из которых стоило для Натала больше, чем уважение всех взрослых, вместе взятых, он стал самым известным мальчиком в Раттанаре.
Во-первых - у него была "взрослая" хорошо оплачиваемая работа.
Во-вторых, он был другом "того самого" капитана Вустера, который не только оказался жив, но и взял на себя командование квартальной охраной города.
В-третьих, он был родным братом Тахата, который своей молодостью и новизной совершённого подвига почти затмил героя прошлых лет Вустера.
Натала узнавали на улице. Показывали на него пальцами и перешептывались за спиной. Самые смелые иногда решались, проходя мимо, небрежно бросить в его сторону:
- Привет, Натал!
И потом долго хвастались перед друзьями: "Видал, я с ним поздоровался".
Под окнами мастерской Фумбана постоянно торчали почитатели и восторженно глазели за работой своего кумира.
Мастер время от времени выходил на улицу, отгоняя любопытных от окна Натала - работа Сетифа никого не интересовала, и ему не мешали.
- Я понимаю, Натал, что ты - теперь известная личность, но мне бы хотелось, чтобы работа шла без осложнений. Не мог бы ты куда-нибудь отправить свою свиту, чтобы они не торчали под окнами? И как им не холодно часами стоять на морозе? И, главное, для чего? Поглядеть, как ты водишь пером по бумаге? Тоже мне - зрелище!
- Вы так говорите, мастер, словно я хоть кого-нибудь из них звал сюда. А если не звал, то как же я их отправлю?
- Давайте пошлём их за пивом, мастер, - предложил выход Сетиф, - И нам польза, и им.
- Твою пользу я вижу. А какая же польза им? Узнают адреса ближайших кабаков?
- Пробегутся по улице - согреются. Чем не польза?
- Ты так много сегодня наработал, что готов пиво пить?
- Чтобы пить пиво, мастер, мне не требуется особая подготовка. Его пить я всегда готов. А когда не устал - оно даже пьётся легче.
- Не буду я никого за пивом посылать, сделаю иначе. Ты дописал последний лист, Натал? Вот и хорошо. Сходи, брата проведай - я тебя отпускаю. А мы вдвоём с мастером вина Сетифом пойдём проверим - не прокисло ли красное в соседнем кабачке. Или я старею, или спиваюсь под руководством Сетифа: почему-то совсем не хочется работать. Кругом одни герои, и мне, простому переписчику, очень неуютно среди них.
- Я хотел бы видеть секретаря Бастера, - Джаллон по-хозяйски расположился в приёмной пенантарского посланника, - Скажите ему, что пришёл меняла Джаллон, по срочному делу.