— Может, скорую вызвать? — беспокоится первый голос.
— Да какая скорая, щас очухается наш твердолобый, — во втором голосе слышится испуг, что бальзамом льётся на сердце.
Глаза открывать неохота, охота послушать, как тут обо мне беспокоятся. Имеет мужчина право на небольшую слабость?
Что-то мокрое и противное елозит по лицу, слышу чьё-то пыхтение совсем рядом. Копчик болит всё сильнее, ещё и сверху что-то капает. Неприятно в таких условиях без сознания валяться, приходится приходить в себя. Нехотя открываю глаза, возвращаясь в реальность. Реальность похожа на будни дурдома. Я поскользнулся на чём-то мелком, прокатился на этом до постамента с вазой. Ваза тяжёлая, слава богу, просто упала набок, а не вниз рухнула, иначе б точно пришлось мне скорую вызывать. Зато цветы высыпались на меня живописной кучкой и вода вся вылилась. Лежу, значит, в луже, усыпанный цветами, рядом охают горничная Тоня и, чёрт её дери, Горошкина. А прямо перед лицом маячит песья морда и горячий шершавый язык уже обслюнявил мне всё лицо.
Да что здесь вообще происходит?!
Я успел успокоиться после неудачного падения. Решил позже спросить, что это за собака в моём доме? Даже смирился с неприятно мокнущей к телу рубашке.
И тут я поднимаюсь на второй этаж и вижу то, отчего глазам почти физически больно. Второй этаж в полном хаосе. Всё покрыто черными следами собачьих лап, опрокинуто апельсиновое деревце, подаренное хорошим заморским другом на новоселье. Набрызгано, как после дождя. А уж что творится в моей спальне — волосы дыбом от вида одной только кровати.
— Горошкина! — пытаюсь рявкнуть, но в последний миг горло перехватывает спазмом и на двух последних слогах выходит жалкое сипение. — Что это за кавардак? Что это за собака?!!! Ты можешь хоть день прожить, ничего в моём доме не разрушая?!!
ЕВГЕНИЯ
— Я сказал, нет! Собака не останется, и точка! Варламов сидит в кресле и смотрит на меня, как на таракана — мол, так бы тапком и пришиб, но пачкать его неохота. Одной рукой прижимает к затылку пакет со льдом, второй что-то выщелкивает в ноутбуке. Трудоголик.
— Но он же меня спас!
— А меня чуть не покалечил, так что мы квиты.
— Ну Владимирович, ну не жмотись! У тебя вон какие хоромы, жалко места для маленького пёсика?
— Из-за этого маленького пёсика у меня весь второй этаж вверх дном, да и в холле кавардак! Не желаю ждать, пока он и до остальных мест доберется.
— Он больше не будет, правда! Я прослежу!
— Вот! Это-то меня больше всего и пугает!
— Хей, это что за наезд? Да я вообще паинька, пока у тебя живу! Даже не разбила ничего!
Про уроненную мячиком картину я тактично умолчала. В конце концов я повесила её обратно без ущерба для окружающей среды.
— И ты решила возложить эту почетную миссию на этого блохоноса?
— Какой ещё блохонос? Мы его трижды шампунем от блох помыли, ни блошинки не осталось. И врач Генри осмотрел, болячек никаких не нашёл?
— Это типа должно меня успокоить? — старпер пару раз клацнул мышкой, потом нахмурился и резко вскинул голову. — Стоп, трижды шампунем от блох помыли? Надеюсь, хотя бы не в моей ванной?!
— Ну ты чё, Владимирович, совсем меня за дуру держишь? У себя мыла, это потом он, уже чистенький, у нас с Тоней вырвался и в спальню твою удрал…
— Спальня… — Варламов поморщился, как от зубной боли. Зря я про неё напомнила. — Из-за твоего Гарри…
— Генри!
— Хоть Фитцджеральда! Из-за твоей собаки я ближайшую неделю буду вынужден спать в гостевой спальне! Потому что моя собственная насквозь пропахла псиной, особенно кровать! Испорчено два весьма дорогих костюма и стул из лимитной серии! И я молчу про апельсиновое дерево!
— Дерево может ещё и оклемается, — неуверенно пробормотала я и повесила голову, понимая, что всё равно аргументов "против" слишком много. — Что, совсем никак-никак оставить нельзя?
— Совсем-совсем.
— А если у охранников? Что им, собакой больше, собакой меньше…
— Пускать эту дворнягу к моим элитным сторожевым красавцам? Через мой труп!
— Ой, вы послушайте, какой сноб тут выискался! Да между прочим, дворняги самые умные и преданные собаки!
— Если бы этот комок шерсти и правда был умный, он бы в мою спальню не полез! Всё, разговор окончен, дай спокойно поработать, и без тебя голова болит… Ах, да! Болит она как раз из-за тебя и твоего Джека!
— Генри!
— Не перебивать! Всё равно этот разрушитель здесь не останется!
— Мы же неча-аянно, — привела я последний довод всех девушек мира. Не сработало. Этого твердокожего ничего не берёт! Я уже начала обдумывать план, как якобы отпустить Генри, а потом вернуть его уже тайком. И тут умный собакен решил показать, что он действительно весьма неглуп. Генри бочком-бочком подобрался к Варламова, положил морду ему на ногу и умилительно, со вздохом, состроил брови домиком. Кот из Шрека отдыхает, такой просительной морде последнюю сосиску из тарелки отдашь. Варламов скосил взгляд в сторону Генри.
— Брысь, — коротко фыркнул бизнесмен-трудоголик и уткнулся обратно в ноутбук. Генри бешено завилял хвостом и придвинул морду поближе. Мне показалось, он даже брови выше поднял.
— Я сказал — ты не останешься, и точка.
Тоскливый собачий вздох. Несколько минут молчаливой борьбы: Варламов старательно изображал игнор, Генри так же старательно сверлил его просительным взглядом. Старпер пару раз пытался скинуть с ноги лохматую морду, но морда возвращалась обратно.
— Так, с вами совершенно невозможно работать! — процедил сквозь зубы Варламов, сердито хлопая крышкой ноута. — Слов никто не понимает, придется самому за шкирку выкидывать, да?
Глава 18. Цена вопроса
ЯН
Я не очень люблю собак. Нет, конечно не так сильно, как кошек, и далеко не все породы. Доберманы, например, мне даже нравятся. Стильные, спокойные, умные, не пытаются всё время лицо облизать. А всякие там болонки или, вот, дворняжки — БЕСЯТ! И лохматое чудовище, оставившее меня на ближайшую неделю без спальни, я оставлять не собирался. Вот ещё! Горошкина свинтит через три недели, а эта псина привыкнет тут жить, и что мне с ней делать? Нет-нет-нет, вариант один — за порог без промедления.
Уговаривать я тоже не люблю. Поэтому взял собакена за шкирку и потащил на выход. Подспудно ожидал, что тот начнет визжать, скулить и брыкаться, чтоб я окончательно утвердился в желании его выкинуть. Но пес только вздохнул этак печально, лапы подобрал, морду свесил. Кажется, даже бублик хвоста наполовину распрямился. Трогательное такое смирение. Кто другой бы проникся, пожалел и оставил. Но если бы на меня так действовали всякие грустные собачки, хрен бы я своих успехов в бизнесе добился! Решительно иду к двери, и тут мне дорогу преграждает Горошкина.
— Владимирович… Ян… Ян Владимирович, ну подожди! Можно Генри всё же останется, а? На три неделечки всего, потом я его с собой заберу! Он не будет больше озорничать, честно-честно! Его же больше мыть не надо, а так он вполне тихий. Ну пожа-алуйста! Я что угодно сделаю, разреши только его оставить!
Ух ты, какое событие! Горошкина меня по имени наконец-то назвала, впору открыть шампанское и отпраздновать. Я даже притормозил. Мне от своей, скажем так, гостьи, вроде только одно надо, но получить это через разрешение оставить собаку, как-то унизительно для мужского эго. Что я, по-другому эту пигалицу в койку не затащу? Однако, сам факт, что девчонка будет особо должна, помимо того, что я её защитой обеспечиваю… Хм. Интересная какая идейка в голову пришла.
Ставлю пса на землю, всё же тяжеловато его долго на весу держать.
— Значит так, Горошкина. Выгуливаешь, моешь-чешешь и прочее сама. Насчёт кормёжки распоряжусь на кухне, строго по расписанию, никаких котлеток тайком под стол. Увижу — заставлю лично тряпкой весь пол в столовой перемыть. И боже упаси, если этот комок шерсти где-то что-то погрызет или лужу сделает. Выкину без права амнистии и апелляции.