Бонни поинтересовалась, почему у черепа отсутствует нижняя челюсть, и Августин объяснил, что она отвалилась, когда сгнили лицевые мускулы. Большинство старых черепов находят без нижней челюсти.
Сунув пальцы в глазницы черепа, Бонни вернула жуткий сувенир на полку.
— И сколько у вас здесь черепов?
— Девятнадцать.
Бонни присвистнула.
— А сколько из них женских?
— Ни одного. Это все черепа молодых мужчин. Так что вы можете не опасаться за свою хорошенькую головку.
Бонни вытаращила глаза в ответ на шутку Августина и спросила:
— А почему только мужские?
— Чтобы напоминать мне, что и я смертен.
Бонни тяжело вздохнула.
— Вы один из них.
— В те моменты, когда я уверен, что вся моя жизнь рухнула к черту, я прихожу сюда и думаю о том, что случилось с этими беднягами. И моя перспектива видится мне уже в значительно лучшем свете.
— Что ж, в этом есть такой же смысл, как и во всем другом. Могу я принять душ?
Позже, за кофе, Августин рассказал ей о своем разговоре с приятелем из ФБР.
— Он сказал, что они станут считать исчезновение вашего мужа похищением только с того момента, когда будут располагать достоверными сведениями о требовании выкупа. И подчеркнул слово «достоверными».
— А как же сообщение на автоответчике? Ведь в разговор вмешался посторонний человек.
— Разумеется, они внимательно прослушают сообщение. Но должен предупредить вас, что у них сейчас мало людей, многие агенты серьезно пострадали во время урагана.
Бонни высказала недовольство тем, что ФБР мало заботит судьба Макса. Но Августин объяснил ей, что мужья-гуляки частенько пользуются стихийными бедствиями, чтобы улизнуть от жен. А потом значительные людские и материальные средства напрасно тратятся на их поиски в домах, квартирах и на яхтах любовниц. Так что сейчас ФБР довольно скептически относится к поступающим после урагана заявлениям о пропаже супругов.
— Боже мой, но ведь мы же только что поженились. Макс не стал бы выкидывать такой фортель.
Августин пожал плечами.
— Да кто его знает.
Бонни перегнулась через кухонный стол и попыталась ударить Августина, но он уклонился и парировал ее удар предплечьем, а затем попросил Бонни успокоиться. Щеки Бонни раскраснелись, глаза сверкали.
— Похоже, мы ничего не можем поделать в этой ситуации, — сказал Августин.
— Но вы же сами слышали голос того человека на автоответчике!
— Да, и мне любопытно, почему серьезный похититель вел себя так глупо. «Не льсти себе, Макс». А потом он вмешался в разговор и сказал: «Я люблю тебя, Бонни». Только для того, чтобы укорить вашего мужа, понимаете? Заставить его почувствовать себя дерьмом. — Августин добавил еще кофе в их чашки. — Есть во всем этом что-то чертовски странное. Вот и все, что я хочу сказать.
Бонни была вынуждена согласиться с Августином.
— Оставить свой голос на пленке…
— Вот именно. Этот похититель или ужасно глуп, или он просто наглец…
— Или ему просто наплевать на все, — предположила Бонни.
— Вот, вы это тоже заметили.
— Но это просто ужасно.
— А может, и ничего страшного.
— Не начинайте сначала. Макс не такой! — возмутилась Бонни.
— И потом эта чепуха насчет звонка Питу в «Родэйл», проект афиши… это что, какой-то код? Ведь если бы какой-нибудь псих похитил меня, то уж о работе я стал бы беспокоиться в самую последнюю очередь. Главной заботой было бы спасти свою шкуру.
Бонни отвернулась.
— Вы не знаете Макса, он просто трудоголик. Августин слегка отклонился назад. Ему не очень-то нравились женщины, которые размахивают кулаками без веской причины.
— Так что мы теперь будем делать? — Бонни зажала чашку в ладонях, легонько потряхивая ее. — Вы слышали, каким тоном говорил этот человек.
— Да, слышал.
— Давайте согласимся, что он не обычный похититель. Но кто же он?
Августин покачал головой.
— Откуда я могу знать, миссис Лам?
— Называйте меня Бонни. — Она встала, уже совершенно успокоившаяся, и завязала пояс халата, который ей одолжил Августин. — Возможно, вместе мы сумеем его вычислить.
Августин глотком допил свой кофе.
— Я думаю, нам обоим надо немного поспать.
По пути назад к дому Тони Торреса Иди Марш спросила у Кусаки, есть ли у него на часах секундомер с остановом.
— Зачем он тебе?
— Хочу засечь, сколько пройдет времени, прежде чем этот засранец попытается трахнуть меня.
Кусака, вынашивавший в мыслях аналогичные планы в отношении Иди, предположил:
— Думаю, пройдет два дня, и уж тогда он начнет шевелиться.