На миг тишина сделалась еще более глубокой. Потом, вся разом, с Хусейном впереди, толпа ринулась вперед – ревущее, бесчувственное, обезумевшее существо. Те, что были впереди, вцепились в колючую проволоку, не обращая внимания на шипы, распарывавшие им ладони. Теснимые задними рядами, они начали карабкаться вверх.
Где-то среди них застучал автомат. В этот момент полковник ткнул пальцем в офицера в танке.
Тут же из четырехдюймового орудия вырвался язык пламени. Наведенная поверх голов толпы пушка была заряжена холостым снарядом, но внезапность раздавшегося грохота заставила нападавших в панике отшатнуться от ворот. С полдюжины солдат, столь же ошарашенных, уронили свои винтовки, некоторые пустились бежать, многие из безоружных зевак, пришедших с толпой, бросились врассыпную. Второй танк выстрелил из своего орудия, наведенного ближе к земле, и второй язык пламени полыхнул ниже первого.
Толпа распалась. Мужчины и женщины ринулись прочь от ворот и забора, топча друг друга в суматохе. Головной танк снова выстрелил: опять язык пламени и опять этот разрывающий уши грохот, и толпа удвоила свои усилия, стремясь убраться подальше. Только мулла Хусейн остался у ворот. Он пьяно покачнулся, на мгновение ослепнув и оглохнув, потом его ладони поймали стойки ворот, и он вцепился в них мертвой хваткой. В тот же миг многие инстинктивно подались вперед, чтобы помочь ему: солдаты, сержанты и один офицер.
– Ни с места! – проревел полковник Пешади, он схватил микрофон на длинном шнуре и двинул кнопку переключателя на полную громкость. Его голос разорвал темноту ночи. – Всем солдатам стоять на месте! Оружие на предохранитель! ОРУЖИЕ НА ПРЕДОХРАНИТЕЛЬ! Всем офицерам и сержантам взять своих людей под контроль! Сержант, за мной!
Еще не оправившись от потрясения, сержант догнал своего командира, двинувшегося в сторону ворот, и зашагал рядом с ним. Перед воротами с той стороны были разбросаны два-три десятка тел, затоптанных в давке. Основная масса людей остановилась шагах в ста от них и начала снова собираться воедино. Несколько человек, настроенных наиболее фанатично, двинулись назад к воротам, переходя на бег. Страсти быстро накалялись.
– СТОЯТЬ! ВСЕМ СТОЯТЬ И НЕ ДВИГАТЬСЯ!
На этот раз команде подчинились. Немедленно. Полковник чувствовал, как по спине сбегает пот, сердце бешено колотилось в груди. Бросив быстрый взгляд на труп, повисший на колючках, радуясь за него – разве юноша не принял смерть мученика с именем Бога на устах и потому разве он уже не был в раю? – он резко заговорил в микрофон:
– Вы трое… да, вы трое, помогите мулле. ЖИВО! – Тут же те люди, на которых он показал, бросились исполнять его приказание. Он гневно ткнул пальцем в нескольких солдат. – Вы! Открыть ворота! Вы, унесите тело!
Ему снова беспрекословно подчинились. За его спиной несколько групп солдат двинулись было вперед, и он прорычал:
– Я сказал, НИ С МЕСТА! ЛЮБОЙ, КТО ШЕВЕЛЬНЕТСЯ БЕЗ МОЕГО ПРИКАЗА, – МЕРТВЕЦ!
Все замерли. Все.
Пешади подождал секунду, почти вызывающе ожидая, не тронется ли кто с места. Никто не пошевелился. Тогда он оглянулся на Хусейна, которого хорошо знал.
– Мулла, – тихо произнес Пешади, – вы целы?
Теперь он стоял с ним рядом. Ворота были открыты. В нескольких шагах поодаль застыли, словно окаменев, три деревенских парня, которых он подозвал к мулле.
Голова Хусейна раскалывалась от чудовищной боли, в уши словно вколотили по гвоздю. Но он слышал и видел, и, хотя руки его были в крови от стальных колючек, он осознал, что невредим и еще не стал мучеником, которым надеялся стать, о чем неустанно молился.
– Я требую… – ослабевшим голосом проговорил он, – я требую передать эту… эту базу от имени Хомейни.
– Вы немедленно пройдете ко мне в кабинет, – прервал его полковник; его лицо и голос были мрачными. – И вы трое тоже, в качестве свидетелей. Мы будем говорить, мулла. Я буду слушать, а потом вы будете слушать. – Он опять включил громкоговоритель и объяснил, что последует дальше. – Он и я – мы будем говорить. Мы будем говорить мирно, а потом мулла вернется в мечеть, а вы все отправитесь по домам и будете молиться. Ворота останутся открытыми. Ворота будут охраняться моими солдатами и моими танками и, клянусь Богом и Пророком, да славится имя Его, если хоть один из вас ступит по эту их сторону или непрошеным полезет через забор, мои солдаты убьют его. Если больше двадцати человек из вас попытаются ворваться на мою базу, я поведу свои танки в ваши деревни и сожгу ваши дома вместе с вами в них! Да здравствует шах!
Он круто повернулся и зашагал прочь, мулла и три перепуганных деревенских парня медленно пошли за ним следом. Больше никто не шевельнулся.