Вендонай не сделал ничего. Всё ещё склоняясь над обессилевшей Каватиной, он продолжал пытки, смакуя её боль.
Халисстра расправила плечи. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы найти в себе храбрость попробовать сделать хоть что-то. Песня, что она шептала, почти потерялась среди воющего ветра, что вечно скитался по этой пустой, обширной равнине. Меларн не ждала, что её колдовство сработает — Вендонай был могущественным демоном, а его разум был крепче крепостной стены, — на самом деле, она ждала его реакции. Гнева, что она уже познала. Наказания за её дерзость.
Вендонай проигнорировал её.
Или… он?
Он сказал Каватине, что может слышать её мысли. Халисстра предположила, что то же распространялось и на неё. Но если это так, то демон должен был знать, когда Халисстра предложила ему Каватину как замену себе, что Рыцарь Тёмной Песни убила полубога. Либо Вендонай был слишком высокомерен, чтобы учитывать это, либо…
Он врал.
Халисстра улыбнулась. Он не мог услышать её мысли, и что самое глупое, он сказал ей — почему. Её предки были Миэиритари. Она не несла в себе его заразу. Именно это делало её сильной.
Достаточно сильной, чтобы сопротивляться ему.
С зарождающейся надеждой Халисстра осмотрелась, в поисках выхода. Груда черепов, которые Ведонай использовал как свой трон, сгорела, превратившись в почерневшую глыбу. Ветер обдувал черепа, играя с облаком пепла.
Нет, не пепла. Чёрный дым струился только из глазницы одного черепа.
Не спуская осторожного взгляда с Вендоная, она потянулась к спирали чёрного дыма и коснулась её пальцем. Плоть Халисстры посерела. Кончиком пальца она чувствовала не только холод, но и то, что из неё вытягивало все ощущения, всю жизнь. Часть пальца, что была в пределах дымки, сжалась, будто Халисстра рассматривала её через обратную сторону линзы. Тьма вытягивала её палец, утончая, и утончая, и утончая…
Халисстра одёрнула руку. Не сделай она этого, тьма безвозвратно втянула бы палец в себя. В ничто, что замерло в пустой глазнице. Меларн знала, что это было щупальце тьмы, которая являла собой сырую негативную энергию. Просачивающуюся из… ничего. Втягивающее в себя всё, что коснулось его, и отправляя в забвение.
Случись такое, это было бы счастьем.
Ветер изменился. И чтобы достать до щупальца пепла, Халисстра должна была стать на место, где Вендонай смог бы её увидеть. Но сейчас всё его внимание было сосредоточено на Каватине. Он навис над ней, его ноздри подрагивали, смакуя её слабость. Однако, демоны — не глупы. По крайней мере, не всегда. В то мгновение, когда балор заметит движение позади него, шанс Халисстры на спасение — исчезнет.
Она должна удостовериться, что демон ничего не заметит.
Меларн тихо запела. Когда песня окончилась, она стала невидимой словно ветер. Тогда она начала вторую песню, что отвлечёт балора.
Прежде чем Халисстра смогла закончить, раздался голос Каватины. Он вознёсся радостной песней:
— Я …. Искуплена!
Ведонай, удивлённый, отшатнулся. Мучительный вопль вырвался из его горла.
Прорычав последнее слово песни, Халисстра создала свой образ и послала его к балору. Иллюзия дала бы ей не больше мгновения, но это было всё, что ей нужно. Как только ложный образ кинулся на балора, расставив когти и клацая зубами, Халисстра рванулась к потоку тьмы и погрузила в него обе руки. Тьма схватила её своими ледяными объятиями, казалось, внутри тела всё перевернулось.
Обжигающий холод охватил тело Халисстры. Плоть казалось ей тонкой и хрупкой, словно бумага, негативная энергия вытягивала тело на невообразимую длину. Оно всё истончалось и истончалось, пока не превратилось в рваное мерцание на ветру. Небытие стало ближе, утягивая в пустую глазницу, что вела в ледяную тьму.
Забвение поглотило Халлистру.
* * *Глаза Каватины расширились, когда она увидела, что Халисстра кинулась на Вендоная. Демон зарычал, но не сделал, ни движения, чтобы противостоять Халисстре. Вместо этого он развернулся, глядя на груду черепов.
Меларн ударила его и исчезла.
Иллюзия!
Что-то странное происходило с Каватиной. Блистающий свет лился от её тела, освещая демона, и отбрасывая глубокую тень на землю позади него. Белый лунный свет с пением исходил от Каватины. Потрескивающий лоскут тьмы пролетел сквозь этот свет, и с мягким, подобным бархату ощущением опустился на лицо Каватины, а затем исчез. Умиротворение, нежное, как колыбельная матери, заполнило Рыцаря, в то время как жгучий белый свет лился от её кожи, наполненный гневом материнской ярости.
— Эйлистри! — закричала Каватина.