— Но я не хочу ехать к твоему командиру, — попробовала она протестовать.
— Никак, сестрица, невозможно. Коли добром не пойдете, я силой вас повезу.
Делать было нечего. Не на шутку встревоженная, Наташа двинулась по указанной ей дорожке.
— Ничего не понимаю, — рассуждала она сама с собой. — Если за шпиона меня приняли, то почему этот солдат называет меня сестрой? Посмотрим. Ясно, что тут какое-то недоразумение.
Между тем Карягин с нетерпением ожидал прибытия Наташи. Выпитый коньяк разбередил его нервы, и, не обращая внимания на захмелевших офицеров, он вышел из землянки и медленно пошел ей навстречу. Не успел он войти в лес, как увидел медленно приближавшихся Наташу и конвоировавшего ее вахмистра. Наташа сразу узнала Карягина. Сердце ее быстро-быстро заколотилось и кровь бросилась в голову.
— Здравствуйте, сестричка, — беря Любимчика под уздцы, приветствовал он ее насмешливым голосом. — А ты, — обратился он к вахмистру, — исчезни.
Тот дал шпоры и, лихо козырнув, мгновенно скрылся среди зелени лиса.
— Что вам угодно? — чуть слышно пробормотала Наташа побелевшими губами.
— Что мне угодно? Да просто соскучился по вас. Шутка сказать, более трех месяцев не виделись. Слезайте же, мой зверек, — и он обнял ее за талию, пытаясь снять с седла.
' Не помня себя, Наташа взмахнула хлыстом и со всей силы ударила им Карягина по лицу. Ошеломленный неожиданностью, он инстинктивно закрыл лицо обеими руками и выпустил уздечку Любимчика. Этого мгновения было достаточно. Подняв коня на дыбы, Наташа круто повернула и стрелой полетела назад, к лазарету. Она неслась стремглав, не разбирая дороги и боясь оглянуться. Ее выручил инстинкт лошади. Любимчик искусно избегал опасностей и на полном ходу лавировал между ними. Благополучно спустившись в долину, она еще версты две пронеслась карьером, но, убедившись, что погони за ней нет, пустила шагом взмыленную лошадь.
— Вперед это мне наука, — рассуждала она, немного успокоившись. — Уж слишком была я беспечна. Нет! Чтобы теперь я поехала одна, да еще так далеко! Дудки! Ни за что на свете.
Сообразив, что Наташа ускользнула и что ему ее не догнать, Карягин затрясся в бессильной ярости. Чтобы дать себе немного успокоиться, он вошел в лесные заросли и лег на траву, укрытый кустами. Лицо от удара горело.
«Вероятно, шрам виден, — думал он, ощупывая вспухший рубец. — С этаким украшением, черт возьми, и домой показаться нельзя! Но как хороша! Как хороша! И дернуло же меня с первого же знакомства восстановить ее против себя. Нет. Это необыкновенная девушка. В ней есть что-то такое, чего в женщинах я еще не встречал. Но неужели же она так-таки и потеряна для меня? — Странно. Но этот вопрос вдруг отозвался болью в его сердце. — Да что я! Влюбился, что ли? Нет, так нельзя распускаться, а то чего доброго и впрямь влюбишься».
Между тем вечерело. Солнце зашло и наступили сумерки.
— Теперь, пожалуй, можно и домой. Эти шалопаи авось не заметят. Надо только вызвать их из землянки, — рассуждал он, вставая.
— Эй, господа! — выходя на полянку, крикнул он. — Чего вы, как кроты, забились под землю. Вылезайте сюда да бутылки с собой тащите.
Из дверей, пошатываясь, появились офицеры.
— Ну брат, однако, ты долго любезничал с сестрой. Да где же она?
— Фыо, — засвистал Карягин. — Ее и след простыл.
— Что же ты не пригласил ее в землянку?
— Приглашал, да она законфузилась большого общества.
— И предпочла тет-а-тет с тобой! — засмеялся один из офицеров.
— А хотя бы и так. Ну, к черту сестру! Давайте лучше выпьем. Налейте же мне. Да не в рюмку. Лейте прямо в стакан. Сегодня я настроен напиться…
Медленно и монотонно тянулось время в лазарете. Иногда налетали немецкие аэропланы. Они сбрасывали по нескольку бомб, впрочем, не причинявших вреда, и улетали обратно. Опасаясь отъезжать далеко, Наташа ограничивалась ездой по шоссе. По-прежнему изредка приезжал Дмитрий Петрович, и тогда повторялись их прогулки вдвоем.
Наступила зима, и жизнь в лазарете стало еще тоскливее и однообразнее. Теперь уже реже приезжал генерал и реже устраивались прогулки. На фронте тоже наступило затишье. Готовились к весеннему наступлению. Приезжая в лазарет, Дмитрий Петрович не раз предсказывал окончание войны весною.
— Нет, теперь, поверьте, мы вдесятеро сильнее, чем были в начале войны, — говорил он. — Дайте только теплу наступить, и вы увидите, как двинутся вперед наши армии.
Но вместо ожидавшего наступления разыгралась революция. Вначале она почти не сказывалась в передовых частях, но чем дальше в лес, тем больше дров. Чем старательнее углубляли революцию, тем труднее было справиться с ошалевшими солдатами. Даже в лазарете был устроен комитет, и санитары буквально не давали жить ни врачам, ни сестрам.