— Дай бог, дай бог, — задумчиво произнес старик. — Но я вижу, что письмо необходимо доставить сегодня же. Бог знает, что будет завтра, а рисковать, таким образом, прямо преступление. Ты когда идешь в училище?
— Через полчаса.
— Ну и я с тобой выйду. Ведь если завтра, почему-либо, окажется невозможным доставить письмо, так я себе места не найду. Уж лучше сейчас сделать это дело.
Притихшие женщины с тревогой следили за разговором:
— Митенька, Митя, — вдруг всхлипнула Ольга Васильевна. — Ну пожалей ты свою старуху-мать. Не ходи, останься дома. Скажись больным.
— Перестань, мамочка. Я не изменю присяге. Все равно пойду. Не мучь ты себя понапрасну. Авось все благополучно кончится. Ведь еще, может быть, что и восстания-то никакого не будет, — обнимая мать, старался ее успокоить Митя.
В передней, надевая пальто, Николай Иванович вдруг почувствовал себя дурно. Из-за волнения у него начался сердечный приступ.
— Вот не во время, — стонал он, вытягиваясь на кушетке. — Но как же с письмом?
— Давайте я его доставлю, — предложила Наташа.
— А вам не страшно?
— Чего же мне бояться? — улыбнулась она, пряча письмо за корсаж.
— Ох, — стонал Николай Иванович. — Благослови вас Господь, милый мой зайчик.
Оставив больного Николая Ивановича и плачущую Ольгу Васильевну на попечении Лели и Жени, Митя и Наташа вышли из подъезда.
Ночь была темная. Фонари не горели. Выйдя на улицу, никоторое время они стояли на месте, чтобы дать глазам привыкнуть к темноте.
— Знаете, Наташа, — заговорил юноша. — Сдается мне, что восстание вспыхнет еще этой ночью, а потому… — вдруг он умолк. Вдалеке, за поворотом улицы, послышался топот ног двигавшейся группы людей. Вскоре насторожившиеся уши молодых людей ясно расслышали лязг столкнувшихся винтовок.
— Это к нам, — взволнованным шепотом произнес Митя, увлекая свою спутницу в нишу ближайшего подъезда.
Не успели они скрыться в углубление стены, как из-за угла появилось человек десять вооруженных людей. При свете электрического фонарика, вспыхнувшего в руках одного из них, Митя узнал шедшего впереди.
— Вахромеев, — прошептал он в ужасе.
— Кто такой Вахромеев? — так же тихо спросила Наташа.
— Филипп Павлович. Что у нас сегодня был. Который еще письмо предлагал отнести. Помните?
Между тем вооруженные люди остановились у подъезда Шелугина.
— Здесь, — произнес знакомый, как показалось Наташе, голос.
Затаив дыхание, стараясь не выдавать своего присутствия, стояли молодые люди, прижавшись к стенке. По-видимому, кто-то позвонил, так как вскоре Митя и Наташа заметили свет, появившийся сначала в гостиной, а затем и в передней. Через минуту дверь парадного отворилась и вся толпа скрылась за нею.
— Это за письмом, — заговорил Митя — Без сомнения Вахромеев донес большевикам. Слава богу, что письмо у вас. Теперь нельзя терять ни минуты. Бегите возможно скорее по адресу, а я полечу предупредить начальство о том, что видел. Нет сомнений, что восстание уже началось.
Он крепко стиснул маленькую руку Наташи и чуть не бегом пустился по улице.
Подождав несколько мгновений и не заметив на улице ничего подозрительного, Наташа тоже вышла из ниши и зашагала на Лубянку.
Несмотря на сравнительно ранний час, улицы Москвы точно вымерли. Изредка, то там, то сям, слышался топот двигавшихся групп людей. Иногда доносился лязг железа, как бы от столкнувшихся штыков. Выбирая улицы потемнее, Наташа спешила как могла. Уставшая до крайности, наконец она остановилась у ворот небольшого дома и, внимательно проверив номер его, двинулась во двор.
— Кажется здесь, — рассуждала она, поднимаясь по лестнице. Чиркнув спичку, она с трудом разобрала надпись на визитной карточке, прибитой на одной из дверей: «Николай Петрович Струйский — летчик».
«Слава богу, нашла!» — подумала она, принимаясь звонить.
Через минуту дверь отворилась и на пороге показался молодой, одетый в домашнюю форму, офицер.
— Moiy ли я видеть господина Струйского?
— К вашим услугам, — отвечал офицер и жестом пригласил Наташу войти. — Чем вам могу служить, барышня? — продолжал он, подвигая ей стул.
— Если вы господин Струйский, то у меня есть к вам письмо, — доставая его, произнесла Наташа.
Струйский молча взял письмо и принялся читать. Чем дальше он читал, тем все более и более густые брови его хмурились. Наконец, окончив чтение, он взглянул на гостью.
— Вы в курсе дела? — спросил он ее.
— Приблизительно.