На шинели несчастного показалось пятно крови. Все стало ясно Наташе. Круто повернув, она побежала назад.
— Стой! Ты, мадмазель, — услышала она сзади окрик, но, не останавливаясь и не оборачиваясь, продолжала бежать.
— Стой! Тебе говорят, — снова раздался крик, а следом за ним Наташа услышала звук выстрела и пуля ударилась в стену рядом с ней.
«Только бы до угла добежать, — мелькнуло в ее голове. — Туда они не пойдут Не бросят пленных».
Еще две пули прожужжали мимо ушей, но спасительный угол был близок. Одна минута, и она скрылась за поворотом. Спрятавшись в нишу ворот большого дома, Наташа выждала, пока красноармейцы прошли мимо укрывавшей ее улицы, и стремглав полетела на пункт.
— Все кончено! — объявила она, влетая в комнату. — Красногвардейцы уже здесь, в центре, и арестовывают офицеров. Сейчас, совсем недалеко отсюда и по мне стреляли.
Бледные как полотно, смотрели на нее раненые.
— Ну, господа, что же мы будем делать? Слава богу тяжелораненых нет. Ходить все могут, — заговорил доктор. — Снимайте-ка с себя военные отличия, да по одному расходитесь по домам.
Вскоре перевязочный пункт опустел.
— Теперь и вы отправляйтесь, а то как бы и вас не арестовали, — обратился он к сестрам.
Пожав друг другу руки, сестры разошлись по разным направлениям.
Пробираясь домой, Наташа то и дело встречала толпы безоружных офицеров и юнкеров, конвоируемых издевавшимися над ними красногвардейцами.
Измученная нравственно и физически, добралась она до своей комнаты и, повалившись на кровать, моментально заснула.
Проснувшись на другой день, она собралась было пойти на улицу, как ее остановила хозяйка.
— Куда вы? Господь с вами! Вы знаете, что в городе делается? По всем улицам красногвардейцы рыщут и дома обыскивают. Все офицеров да юнкеров ищут, а как найдут, тут же и убивают. Ну куда вы пойдете? Или хочется посмотреть, как людей убивают. Смотрите, как бы в общей каше и вас не схватили бы.
Наташа заколебалась.
— А что, моя подруга не приходила?
— Да кто же в такое время ходит по улицам? Конечно не приходила. Сидит себе у знакомых и ждет, когда все это кончится.
Убежденная доводами хозяйки, Наташа решила остаться дома.
Между тем рассыпавшихся по городу юнкеров ловили, как диких зверей, и, насладившись их мучениями, беспощадно убивали. Бедные мальчики прятались, где кто мог. Многие, кто имел возможность, переодевались в штатское, даже в костюмы рабочих, и укрывались таким образом от преследования черни. Все же большинство гибло, не находя ни защиты, ни помощи. Пытавшиеся спрятаться в домах богатых или просто зажиточных людей находили перед собой запертые двери и тут же, на глазах перепуганных до подлости хозяев, гибли под ударами настигавших их большевиков.
— Господи, неужели же так и дадут погубить этим несчастным мальчикам? — Ломая руки, со слезами на глазах, волновалась Наташа. — Неужели никто не заступится?
Но кому было заступиться? Тот, за кого они гибли, Керенский, со спокойной совестью мчался за границу, и обыватели или граждане, как их теперь называли, дрожали от страха, забившись в свои квартиры.
Расхаживая взад и вперед по комнате, Наташа подошла к окну и вдруг заметила пробиравшегося вдоль домов пустынной улицы юнкера. Несчастный молодой человек, перебегая от подъезда к подъезду, звонил и стучался в двери. Напрасно. Никто не отворял ему. Не теряя надежды найти хоть в одной из квартир человеческое сердце, он продолжал свои попытки, с тревогой оглядываясь назад. В одно мгновение Наташа выскочила на лестницу и, открыв парадную дверь, закричала:
— Сюда! Скорей бегите сюда! Скорее! Скорее!
Но юнкера не надо было торопить. В два прыжка он перескочил улицу и влетел в подъезд. И вовремя. Только что за ним захлопнулась дверь, как в конце улицы появилась толпа вооруженных людей.
— Скорей! скорей! — шептала Наташа. — Идите в мою комнату. Я вас спрячу.
— Господи! Что вы делаете? — истерическим голосом вскрикнула квартирная хозяйка, появляясь в передней. — Сумасшедшая! Да теперь нас всех перебьют? Разве можно принимать юнкеров?
Возмущенная до глубины души, с дрожащими губаст, Наташа подскочила к хозяйке.
— Что я делаю? Человека от смерти спасаю. Хотите, выгоняйте его на улицу. Пусть его убивают на ваших глазах. Ну, что ж? Гоните же, гоните! Может быть, вам доставит удовольствие посмотреть, как проколют его штыками и как будет он умирать у вашего порога.
— Но куда же его спрятать? — упавшим голосом и, ломая руки, проговорила хозяйка.
— Не беспокойтесь. Я спрячу. Идите вот в эту комнату, — обратилась она к юнкеру. — Идите. Сейчас же раздевайтесь и ложитесь в постель, ту, что справа стоит. Скорее же! Скорее! — торопила она его. — А вас, Мария Васильевна, я прошу одолжить мне женский парик и немного грима. Ваша дочь часто играла в спектаклях. Я знаю, что у нее есть парики и грим.