Эймен: Эти полеты держались в секрете?
Лахузен: Конечно, они были весьма секретны.
Вот кто он, этот почтенный эксперт, упомянутый Райаном! Что ж, тогда, пожалуй, можно поверить Райану, что Управление надеялось в результате совместной работы с детищами аденауэровской "Ганза-Люфтбильд" располагать неплохой картой СССР и стран Варшавского договора. Господа генералы рассчитывали раскрыть все военные секреты Востока, засечь их ракетные батареи, разметить на карте радиолокаторы и радиомаяки, расшифровать коды радионавигационной службы, составить точную карту размещения промышленности в глубинных районах СССР. Да, тогда генералы могли надеяться поразить Советское государство в самое сердце. И можно себе представить, каким страшным ударом для Управления было разоблачение этого плана, когда русские одного за другим стали сбивать его воздушных разведчиков.
Чтобы понять из рассказа Райана подлинный смысл тезиса "открытое небо" в понимании Парка и его дипломатии, вовсе не нужно было быть опытным разведчиком, достаточно было того, что Лесс знал как журналист. Он воскликнул:
"Но ведь то, что немцы собираются делать при вашем участии, — шпионаж!"
"Разве дело в названии?" — удивился Райан.
"Гнусная работа, дружище".
"Не гнуснее прочих, но по крайней мере за нее хорошо платят, в отличие от многих других — скажем, чистить канализацию".
"Все-таки подлая работа, Гарри, — сказал Лесс, — воспользоваться "открытым небом", чтобы готовить удар… Выходит, что русские правы, яростно возражая против этой ловушки?"
"Не пустят в "открытое небо", проникнем в закрытое. В конце-то концов какая разница, ползет ли шпион по земле, переплывает пограничную реку, выходит из морского прибоя, спрыгивает на парашюте или, наконец, как делаем это мы, перепрыгивает границу на высоте нескольких десятков километров? Главное: все стараются сделать это незаметно. А если их замечают — стараются удрать".
"А когда удрать не удается, пускают себе пулю в лоб?" — спросил Лесс Райана.
Летчик пожал плечами:
"Да или нет…"
"От чего это зависит?"
"Умирают дураки".
"Теперь я понимаю, за каким чертом Западу так нужно "открытое небо".
"И то, что за ним следует?" — с усмешкой спросил Райан.
"Бомбы?.."
И вот теперь, в мгновение, когда Лесс смотрел в лицо разъяренного Парка, когда ему пришло на память все, что он слышал от Райана, Лесс решил, что у него есть на что поддеть Парка.
— Еще один вопрос: правда ли, будто один из дипломатов сказал: "Если русские не клюнут на контроль, мы заставим их подавиться "открытым небом"?
— А почему бы и нет? — усмехнулся Парк.
Но по тому, как он поджал губы, еще больше сморщил измятое лицо, Лесс понял: вопрос неприятен Парку. Чтобы не дать ему собраться с мыслями, Лесс поспешно продолжал:
— А разве "открытое небо" — это не та самая мина, которая способна взорвать любые переговоры, пока нет твердой договоренности о разоружении? — И, делая вид, будто не замечает Фримэна, старавшегося остановить его, Лесс продолжал: — Разве русские не правы, когда говорят: "Пока нет разоружения, пока в мире существуют запасы ядерного оружия, всякий инспекционный полет может превратиться в трагический трамплин для мировой войны"? Разве и любой русский самолет не может вместо фотографической камеры взять на борт ядерную бомбу и неожиданно сбросить ее нам на голову? Мы будем застигнуты врасплох и уничтожены.
Несколько мгновений Парк молча смотрел на Лесса. Тишина, царившая в зале, была такова, что дыхание толстяка Фримэна казалось сопением паровой машины.
Наконец Парк отчетливо проговорил:
— Мне нечего сказать!
И, с усмешкой глядя на Лесса, с издевательской ласковостью продолжал:
— Лесси, дружище, вы нарушили наш обычай: не сказали, кого вы тут представляете.
По залу прокатилась волна приглушенного смеха. Лесс понял, что Парк попросту выигрывает время: разве он не видит на лацкане пиджака Лесса жетон агентства "Глобус"?
— Агентство "Глобус".
Парк наклонился к сидевшему возле него Фримэну. Что-то сказал. Лицо его расплылось в широкой улыбке, и он по-прежнему спокойно повторил:
— Мне нечего сказать.
И тут же Лесс перехватил взгляд Фримэна, направленный на старшего из журналистов. Тот поспешно вскочил и тоже громче, чем обычно, выкрикнул: