На столе в кухне лежал конверт от компании «Пейн Веббер», в котором находился чек на сумму двадцать одна тысяча триста сорок четыре доллара пятьдесят пять центов. Деньги Августина не интересовали. Ему было почти тридцать два года, и жизнь его была незатейливой и пустой, насколько пустой может быть жизнь. Иногда он клал полученные от «Пейн Веббер» деньги на счет, иногда отправлял их по почте благотворительным организациям, провалившимся на выборах политикам или своим бывшим подружкам. Но ни цента Августин не послал адвокатам своего отца. Это был личный долг старика, так что пусть сам, черт побери, расплачивается с ними после выхода из тюрьмы.
Жонглирование стало тайной забавой Августина. Черепа, которыми он жонглировал, были найдены в ходе раскопок и являлись медицинскими пособиями, а Августин заполучал их через друзей. Когда он подбрасывал их в воздух – три, четыре, пять черепов плавно перелетали из одной руки в другую, – то ощущал быстротечность далеких жизней тех людей, чьими черепами жонглировал. При этом Августин испытывал необъяснимое, пожалуй даже нездоровое, возбуждение. Он не знал имена этих людей, не знал, как они жили и умерли, но прикосновение к черепам заряжало его энергией.
В свободное время Августин читал книги, смотрел телевизор и бродил в тех уголках Флориды, где еще сохранилась дикая природа. Еще до того, как он стал богатым – когда работал на рыболовном судне отца и позже, в юридическом колледже, – Августин испытывал необъяснимую злость, характер которой не мог понять, да и не был уверен, что когда-нибудь сможет. Она проявлялась в периодических настойчивых желаниях что-нибудь сжечь или взорвать – небоскреб, новое шоссе между штатами или что-то еще в этом роде.
Но теперь, когда Августин располагал свободным временем и деньгами, он обнаружил, что у него пропали такие радикальные желания, и взрывы его больше не интересовали. И хотя никакой вины за ним не было, он пожертвовал большие суммы таким почтенным природоохранным организациям, как «Сьерра Клаб» и «Нейче Консерванси». Его мечты о насилии с благородными целями остались всего лишь безобидной фантазией. И сейчас Августин просто плыл по течению жизни, словно щепка.
Едва не кончившаяся смертью катастрофа, сделавшая его таким богатым, позволила Августину заглянуть в самую суть великой цели или космической судьбы. Он едва помнил, как рухнул этот чертов «бичкрафт». Но Августин точно не увидел ослепительно белый свет в конце мрачного тоннеля, не услышал голоса мертвых родственников, зовущих его с небес. Все, что он помнил о состоянии комы, последовавшем за катастрофой, так это ужасная, неутолимая жажда.
Оправившись от переломов, Августин не вернулся в серую рутину юридического колледжа. Деньги, выплачиваемые по страховому договору, позволяли ему просто бездельничать, что многие молодые люди нашли бы весьма привлекательным. И все же Августин был глубоко несчастен. Однажды ночью в состоянии депрессии он повыбрасывал со своих книжных полок произведения всех гениальных писателей, умерших слишком молодыми. Попал в этот список и его любимый Джек Лондон.
Августин ждал, когда появится женщина, которая излечит его душевное состояние. Но время шло, а этого не происходило.
Как-то раз одна танцовщица, с которой встречался Августин, застала его в спальне во время жонглирования черепами. Она подумала, что это просто шутка с целью напугать ее, и сказала Августину, что не видит в этом ничего смешного, а скорее это просто извращение. А потом танцовщица переехала в Нью-Йорк. Примерно год спустя, без всякой видимой причины, Августин отправил женщине один из своих чеков от «Пейн Веббер». На эти деньги она купила «Тойоту Супра» и прислала Августину фотографию, на которой улыбалась, сидя за рулем автомобиля. Августину было любопытно, кто же ее фотографировал и что он думает о новой машине.
Братьев и сестер у Августина не было, мать жила в Неваде, а отец сидел в тюрьме. Ближайшим родственником был дядя Феликс Моджак, импортер диких животных. Будучи мальчишкой, Августин часто посещал дядину маленькую неухоженную ферму, расположенную в глуши. Это было гораздо интереснее, чем посещать зоопарк, потому что Феликс позволял Августину помогать ему ухаживать за животными. Особенно Феликс поощрял увлечение племянника экзотическими змеями, которых сам боялся (и с которыми, как оказалось, совершенно не умел обращаться).
Когда Августин вырос, он все реже и реже навещал своего занятого дядю. Но прогресс сыграл плохую шутку с Феликсом. Строительство продвигалось на запад, и существующие правила вынуждали его постоянно переезжать со своей фермой. Никто, похоже, не желал строить начальные школы или универмаги вблизи от заключенных в клетки болотных рысей и диких кобр. Когда в последний раз Феликс Моджак был вынужден перевозить своих животных, Августин дал ему на переезд десять тысяч долларов.
Перед смертью Феликса на ферме проживали: африканский лев, три ягуара, кастрированный южноафриканский буйвол, два бурых медведя, девяносто семь попугаев и макао, восемь нильских крокодилов, сорок две черепахи, семьсот различных ящериц, девяносто три змеи (ядовитых и неядовитых) и восемьдесят восемь макак-резусов.
Животные содержались на ферме площадью девять акров, расположенной в стороне от Кроум-авеню, недалеко от федеральной тюрьмы. На следующий день после похорон Августин приехал на ферму один. У него было подозрение, что дела у дяди шли не блестяще, и осмотр фермы подтвердил это. Ограда погнулась и заржавела, петли на дверцах клеток требовали замены, а цементные бассейны для рептилий не осушались и не чистились месяцами. В обитом толем сарае, который Феликс использовал в качестве конторы, Августин нашел бумаги, подтверждавшие, что его дядю особо не заботили таможенные правила США.
Августина вовсе не удивил тот факт, что его дядя занимался контрабандой, слава Богу, что он тайком провозил в страну экзотических птиц и змей, а не что-нибудь другое. Но контрабанда диких животных имела свою особенную специфику. Ведь тюки с марихуаной не надо было кормить, как медведей и ягуаров. Привезенные тайком звери выглядели тощими и голодными, и это еще мягко сказано. Августина ужаснуло состояние некоторых животных, и он предположил, что оно является результатом недавних дядюшкиных финансовых затруднений. К счастью, двое молодых мексиканцев, работавших у Феликса Моджака, любезно согласились после его смерти поработать еще несколько дней. Они наполнили холодильники сырым мясом для крупных плотоядных животных, закупили коробки с кормом для попугаев и обезьян, запаслись белыми мышами и насекомыми для рептилий.
А Августин тем временем пытался найти покупателя, но опытного, который сумел бы хорошо позаботиться о животных. И он настолько увлекся этой задачей, что не обратил толком внимания на сообщения о тропическом шторме, разыгравшемся в Карибском море. И даже когда шторм перешел в ураган и Августин увидел сводку погоды по телевизору, он решил, что с этим штормом произойдет то же самое, что и с большинством ему подобных, разразившихся прошлым летом, – он повернет на север и уйдет в сторону от Южной Флориды в глубь Атлантики.
А когда стало ясно, что ураган обрушится непосредственно на южное побережье графства Дэйд, у Августина осталось уже слишком мало времени, чтобы предпринять какие-то меры. Он с тоской осознавал, что могут сотворить ветры, несущиеся со скоростью сто миль в час, с убогой фермой его покойного дяди. Все утро и половину дня Августин провел у телефона, пытаясь отыскать безопасное место для животных. Но у людей, говоривших с ним, сразу пропадал интерес при упоминании южноафриканского буйвола. С наступлением сумерек Августин поехал на ферму, чтобы хоть как-то укрепить клетки и запоры. Чувствуя приближение шторма, медведи и ягуары нервно расхаживали по клеткам, рыча от возбуждения. Попугаи метались в панике, их пронзительные крики привлекли на близлежащие сосны нескольких крупных ястребов. Августин провел на ферме два часа и понял, что его усилия тщетны. Он отпустил мексиканцев домой, а сам отправился пережидать ураган в ближайшее убежище Красного Креста.