– Не знаю. А там будет телевизор?
– Ни в коем случае.
– А гремучие змеи?
– Возможно.
– Господи, какое-нибудь место на краю света. – Бонни притворилась, будто она размышляет.
– Ты когда-нибудь слышала о Десяти тысячах островов?
– Кто-то их все пересчитал?
– Нет, дорогая. Для этого понадобилась бы вся жизнь.
– Так это и есть твой план?
Августину была знакома проблема выбора партнера. Сейчас Бонни решала, остаться или уйти.
– Там есть городок, который называется Чоколоски. Возможно, он тебе совсем не понравится.
– Чепуха. Оставайся тут. – Бонни поднялась.
– А ты куда?
– Схожу, в лагерь, принесу какие-нибудь стихи.
– Сядь, я еще не закончил, – попросил Августин, Бонни отвела его протянутую руку.
– Ты мне читал. Теперь я хочу почитать тебе. Быстро двигаясь по тропинке, Бонни думала, что возьмет стихи Уитмена. Где-то в ржавой «скорой помощи» она видела сборник «Песнь о себе», эти стихи Бонни любила еще со школы. Особенно хороша была строчка, ассоциировавшаяся со Сцинком: «Напрасно мастодонт пытается выползти из своих костей. Измельченных в порошок».
Подойдя к лагерю, Бонни увидела Сцинка, неподвижно лежавшего на земле. Над ним, утробно рыча и светясь дикой злобой, склонился Кусака. В одной руке Кусака держал обгоревший кусок палки, в котором Бонни узнала факел губернатора.
Бонни стояла не шевелясь, опустив руки и сжав кулаки. Злобный вид искаженного лица Кусаки еще более усугубляло красное и хромированное противоугонное устройство. Он не подозревал, что из-за деревьев за ним наблюдает Бонни. Отшвырнув факел. Кусака схватил чемодан и бросился наутек.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, Бонни последовала за ним.
Глава 31
Кусаку разбудил мелкий холодный дождь. В лагере стояла тишина. Одноглазый псих спал, растянувшись в своих мешковатых армейских штанах, под деревом. Не видно было ни Иди Марш, ни молодого снайпера, ни причудливой новобрачной, которая поливала себя в джипе содовой.
Кусака потихоньку сел. Глаза слезились, во рту пересохло, комок грязи прилип к брови. Он в очередной раз безуспешно попытался снять противоугонное устройство, боль была ужасной, Кусаке казалось, что лицо распирает пружина, которая вот-вот разнесет его на части. Слава Богу, что он не мог сейчас видеть себя, потому что наверняка выглядел как безобразный шут.
«Господи, я должен выбраться из этой западни», – подумал Кусака.
Рядом с ним на земле – где его и оставил Сцинк – стоял чемодан, набитый деньгами. Запах мочи убедил Кусаку, что это не был страшный сон. Этот идиот действительно помочился на девяносто четыре тысячи прекрасных американских долларов.
Кусака пошевелил ногами, левой, правой, потом двумя вместе. Затем проверил, как функционируют руки. Вроде все в порядке, похоже, действие второго укола закончилось.
Он поднялся на ноги и сделал неуверенный шаг в направлении чемодана. Потом второй. Противоугонное устройство, распиравшее челюсти, оказалось настолько тяжелым, что Кусака потерял равновесие и чуть не шлепнулся вперед. Запирая чемодан, он старался не дышать, но в нос все равно ударил запах мочи. Кусака отыскал кувшин с водой и опорожнил его себе в глотку, при этом он закашлялся, едва не захлебнувшись, однако шум не разбудил спавшего психа.
Потом Кусака поискал вокруг что-нибудь, что могло бы послужить оружием, и подобрал длинную смолистую палку с обугленным концом.
Должно быть, одноглазый псих услышал его шаги, потому что попытался откатиться в сторону, уклоняясь от удара. И удар пришелся не в голову, а в плечо, но Кусака услышал, как хрустнула кость. Он знал, что это больно.
– А-а-ахххммм! – завопил Кусака, продолжая наносить удары, пока одноглазый псих не затих с шумным выдохом, похожим на звук лопнувшей покрышки.
Бонни никогда не смущало ее хрупкое телосложение. В старшем классе школы она как-то погналась за парнем, который задрал ей юбку в школьном кафетерии. Парня звали Эрик Шульц. Рост почти метр девяносто, сквернослов и задавака, звезда школьной баскетбольной команды. Он был тяжелее Бонни килограммов на тридцать пять, но, когда попытался убежать, Бонни догнала его, сбила с ног и пнула ногой в промежность. Эрик Шульц был вынужден пропустить две игры из серии «плэйофф». А Бонни Брукс на три дня отстранили от занятий. Отец одобрил поведение дочери, а мать сказала, что Бонни переборщила, мальчик Эрик, наверное, просто заигрывал с ней, но просто не знал лучшего способа. «Теперь будет знать», – ответила матери Бонни. Она была согласна с отцом, который считал, что нельзя все оправдывать глупостью.
Поскольку у Кусаки было покалечено колено, догнать его не составляло труда. К тому же его движение замедляло противоугонное устройство, цеплявшееся за сучки и ветки. Упал он в точно такой же позе, как и Эрик: лицом вниз, ноги раскинуты в стороны. Но Кусаке хватило всего секунды, чтобы понять, что на плечах у него повисла женщина, причем довольно хрупкая. Та легкость, с которой он сбросил ее, убедила Бонни в том, что силенок у нее все-таки маловато. К тому же, в отличие от молодого Эрика, Кусака успел посидеть в тюрьме, где изучил массу приемов нечестной драки. И он вовсе не собирался позволить хрупкой девице нанести удар по его драгоценным органам.
Схватив чемодан за ручку обеими руками, Кусака с размаху ударил им Бонни, которая, стукнувшись о грубый ствол старого платана, упала прямо на спину. Она отчаянно замахала руками, стараясь ударить в лицо навалившегося на нее Кусаку, однако все удары приходились в красное стальное противоугонное устройство. Кусака схватил ее за запястья, но Бонни прекратила дергаться только тогда, когда колено Кусаки с силой уперлось ей в лобок.
Под жуткой тяжестью торса Кусаки из вида Бонни исчезли птицы и облака, их сменил вид блестящей, розовой, выстланной фистулами полости. Это был рот Кусаки, растянутый как бы в вечном крике. Кусака тяжело дышал от напряжения, обдавая Бонни горячим, несвежим дыханием. Бонни затошнило, и тут что-то теплое и подвижное прикоснулось к ее подбородку.
Губа.
Она зажала ее между зубов и с силой укусила. Кусака завопил и отскочил, а через секунду Бонни получила сильный удар в висок. «Клуб». Этот подонок пытался бить ее противоугонным устройством, лихорадочно мотая головой из стороны в сторону. Защищаться Бонни не могла, Кусака продолжал держать ее за запястья, поскольку мог избивать без помощи рук. Новая вспышка боли охватила Бонни, она закрыла глаза, чтобы не видеть разинутую, слюнявую пасть Кусаки. Бонни расслабилась, считая, что лучше всего в ее положении было бы потерять сознание.
А Кусака вообразил себя разгневанным быком на арене, который бодает кого захочет. Эта беспомощная сучка, лежавшая под ним, почти не дергалась. Он остановился, чтобы перевести дыхание, сплюнул кровь и поздравил себя с тем, как ловко превратил противоугонное устройство в грозное оружие. Реклама «Клуба» не соврала, устройство было необычайно прочным! Несмотря на жгучую боль в губе, ноющую боль в колене и острую пульсирующую боль в челюстях, Кусака чувствовал себя совсем неплохо. Он гордился тем, что сумел превозмочь боль. Да, он явно заслужил право на чемодан с деньгами.
И в этот момент ему в промежность скользнула рука, скользнула легко, как порхает воробей с ветки на ветку.
– Нннгггххх!!
Эта сучка схватила его за яйца. Кусака взревел и замотал головой, стараясь ударить Бонни тяжелым концом противоугонного устройства. Но тут до него дошло, что девка не может держать его за яйца, потому что он продолжает прижимать ее руки к земле. Она вообще не шевелится. Значит, это кто-то другой.
– Нет! Не делай этого! – донесся до Кусаки чей-то крик.
Он замер, попытался успокоить дыхание и медленно повернуть голову, чтобы посмотреть, кто же это, черт побери, ухватил его за яйца.
И снова Кусака услышал крик, на этот раз гораздо ближе:
– Не делай этого! Не надо!