Выбрать главу

- Я и говорю, ловушка, - стоял на своем Хуан Состенес и все качал и качал головой.

- Никто им, конечно, цену не снижал там, где они продают наши бананы. Нечестные люди. Что им стоит немножечко нам прибавить? Держи карман! Плохие люди и, главное, притворяются хорошими. Сами вроде добро делают, а зло таят. Самое это плохое. Посмотришь, и добрые они, и щедрые…

- Хе! Ты, я гляжу, расчувствовался! У нас многие так - ходят, бедняги, и чуть не лопаются от благодарности! - воскликнул один из братьев Айук Гайтан.

- Ну нет, парень, я всегда говорил: “Тропикальтанера” помогает не даром, придется еще нам за ее доброту расплачиваться.

- А что до бананов, так нечего и толковать,сказал Бастиансито, - я вчера видел одного их начальника, этого, который все табак-то жует, мистер… как его… мистер черт-те кто…

- Правильно, - поддержал Лестер, - они все мистеры черт-те кто, неизвестно что…

- Все они… - начал было Макарио Айук Гайтан,нет, не хочу ругаться. Вот дон Лестер тоже из их краев, а не такой.

- Я говорю, какой бы ни был этот мистер, - продолжал Мид, - здесь они все одинаковые. Может, кто из них сам по себе и хороший человек, а на этой должности все равно становится”, тем самым, что хотел сказать Макарио. - Он помолчал и прибавил: - В общем, хотите продавать - продавайте, а я не продам.

Они вышли из дому медленно, тяжелыми шагами, будто несли покойника. Бастиансито похлопывал широкополой шляпой по голенищу. Закусил губы Лино Лусеро. И низко опустил голову Хуан Состенес, словно клонили ее к земле тяжкие мысли о вопиющей .несправедливости, давили, не давали распрямиться.

- Вот уедешь, а я возьму да и продам бананы,сказала Лиленд устало и включила вентилятор. Жара истомила ее.

- Нельзя. Они стоят гораздо дороже, чем нам дают. А кроме того, никогда не следует отступать перед подлостью. С этого и началось моральное поражение нашей так называемой христианской цивилизации.

- Но они же сильнее, дорогой!

- Да, сейчас они сильнее, черт их возьми, потому, что они нас грабят. Но у кроткой овечки могут оказаться волчьи зубы. Ты вот раньше писала рассказы для журналов, изображала нас в виде взрослых детей. Теперь тебе надо бы написать другой рассказ. Не про волка в овечьей шкуре, это старо, так старо, что давно протухло, нет, ты напиши лучше, как зубной врач вставил овце волчьи зубы, чтобы она могла жить среди волков.

Шляпа на голове, чемодан в руке, трубка в зубах. Лестер идет твердо, и тяжелые его шаги гулко раздаются по плитам холла. Но вдруг шаги становятся совершенно бесшумными, как во сне. Лестер не смотрит под ноги, он и так знает, чувствует подошвами своих грубых ботинок, что ступил на землю великой державы. Он идет по мягко пружинящему ковру, покрывающему пол конторы правления компании “Тропикаль платанера”.

- Мистер Лестер, - говорит управляющий конторой, - у меня нет намерения ущемлять ваши интересы, но платить за бананы другую цену мы не в состоянии.

- Я просил бы вас телеграфировать в главное управление Компании. Или, может быть, вы позвоните в Чикаго? Время не ждет, наши бананы пропадут.

- Нет, мистер Лестер, мое время дороже, чем ваши бананы, я не могу терять его даром. Проще нагрузить пару судов и выбросить бананы в море.

- Но…

- Всего только пару судов, примерно миллион гроздьев… и выбросить в море.

Лестер Мид нахмурился, вынул изо рта трубку и стал набивать ее снова. Вошел секретарь, напомнил господину управляющему об очередной партии в гольф и исчез. Мид поднялся, пожал руку управляющему и пошел прочь. Он шел до тех пор, пока не услыхал звук своих шагов по плитам холла…

И вот он плывет со своим чемоданом по Атлантическому океану на одном из тех судов, что везут к нам яд, убивающий детей в материнской утробе, а увозят гигантские гроздья бананов. Как белые гробы, качаются эти суда на волнах, и горько глядеть на них.

- Флотилия гробов, - сказал Мид негру, корабельному слуге, такому высокому, что казалось, он непременно разобьет себе лоб о притолоку, но всякий раз в последний момент негр ухитрялся нагнуться.

Несколько служащих Компании плыли на том же судне. Даже в отпуске лица их хранили выражение тупого канцелярского усердия, от одежды пахло патентованными лекарствами.

Некоторые давно жили в этих местах и знали Мида, помнили сумасшедшего Швея, его смех “а-хаха-ха-ха!”. А теперь Швей на бананах помешался, никому, говорит, не понять, как это бывает: берешь маленькую такую штучку грязно-кофейного цвета, вроде нароста, пахнет от нее сыростью, закапываешь в землю и смотришь на нее долгие, долгие дни, а она все такая же. И вдруг, в один прекрасный день, как пойдет в рост! Растет, растет, растет - и вот покачивается перед тобою эдакое стройное чудо.