- Я и не слыхивал о таких мельницах.
- Накажи меня святая дева дель Пилар.
- Ну, святая дева мелет одни только звезды. А захочет - так ваши глазки, и получается свет, лучи золотенькие…
- Это все дома, в Испании. Здесь, в Америке, мелют даже то, что молоть не полагается. Моей мельнице здесь молоть нечего, только твое зерно ей и годится, Ниньо де Гойя. Мельницы хороши, когда зерно мелют, и прекрасная мельничиха сидит как в старинном фарсе, а тут черт знает какая дрянь!
- Сколько у вас мест? - спросил испанцев таможенник.
- Всего только тридцать шесть, - отвечал Ниньо де Гойя, - мы люди скромные…
У другой двери служащий занялся владельцами мельницы для бананов. Лестер и его друзья волочили тяжеленные тюки, огромные ящики с деталями и, наконец, самое тяжелое - жернова. Все это с величайшим трудом, с помощью рычагов и катков погрузили на два грузовика.
Сокоррито Крус приподняла юбку, стала поправлять подвязку. Лестер Мид увидел смуглую тугую плоть и потерял покой. Волнение смешивалось со злобой - зачем она говорила гадости про мельницу, смолоть ее в порошок за это и то мало! Он слышал, что вещи актеров отправляют в отель “Париж”, сошел с грузовика, сказав, что ему необходимо срочно позвонить в Нью-Йорк, подождал, пока машины одна за другой повернули за угол…
Сокоррито Крус занимала комнату, выходившую одним окном во двор, а другим - на улицу, в соседней комнате поместился Ниньо де Гойя. Мид устроился поблизости, в одном из не занятых еще номеров.
В первый день он следил за каждым их шагом. Сокоррито Крус заметила, что высокий блондин поглядывает на нее, потом он ей поклонился. “Какой милый, - подумала Сокоррито, - в Испании мужчина не склоняется перед разъяренным быком, это верно, но и перед женщиной он тоже не склоняется, с ней он обращается, как с быком: сначала дразнит плащом, потом вонзает бандерилью и, наконец, начинается битва не на жизнь, а на смерть”.
Битва не на жизнь, а на смерть началась в тот день, когда Мид вошел в ее номер. Сокоррито обмерла. За стеной глухо раздавались шаги Ниньо де Гойя. Сокоррито не спеша повернула голову - пусть видит, как она уверена в себе, надо же дать понять этому американцу, что она не из тех женщин, которых можно взять нахрапом. А если она не кричит и не гонит его вон, так только потому, что вовсе не собирается поднимать скандал и пятнать свою репутацию, она же не какаянибудь легкомысленная особа.
- Вы ошиблись дверью?
- Нет.
Она растерялась от этого решительного “нет”. Мид шел прямо на нее.
- Что вам надо? - испуганно вскрикнула Сокоррито и спряталась за ветхую шелковую ширму.
- То, что я вижу перед собой.
- Ах, вы хотите то, что видите перед собой? Ничего не получится. Штучка, конечно, аппетитная, не спорю, только у нее есть хозяин, ясно? Хозяин имеется.
Мид схватил ее за плечи, и, ощутив тепло его сильных рук, она сразу ослабела, обмякла, как тряпичная кукла. Она-то, кажется, видала всякое, кто только ее не домогался, а тут, на тебе, растерялась перед этим упрямым кровь закипала в его жилах. Страстно желал он эту женщину, и в то же время хотелось измолоть ее в муку, уничтожить…
- Нет, - сказала она и попыталась оттолкнуть Мида. Но, кажется, ее сопротивление только еще больше его распаляет, дубина чертова, донкихотова мельница, сучья кровь…
- Да, - сказал Мид и как бы в подтверждение своего “да” еще сильнее всеми десятью пальцами вцепился в ее плечи. Ногти вонзились в смуглое тело - оно принадлежит ему по праву мужчины, по праву сильного, по праву победителя.
- Ну, раз уж вы вошли сюда и я вам так нужна, - Сокоррито решила ошеломить его, - я согласна, если только у вас хватит денег заплатить столько, сколько я стою.
- Сколько хотите, - выдохнул Мид, глотая слюну. Дрожь била его, он, не отрываясь, глядел зелеными глазами в черные как уголь очи Сокоррито Крус.
- Тысячу долларов, - выговорила она с нервным смешком.
Теперь зеленые глаза Мида смотрели на нее по-другому: нет больше недоступной Дульсинеи Тобосской, есть просто вещь, ничтожная вещь, которая принадлежит ему, Миду. Он выпустил ее плечи, достал книжку, подписал чек. Затекшей онемевшей рукой Сокоррито взяла листок. Чек был на две тысячи долларов.
- Вы ошиблись, - сказала она и тоже проглотила слюну. Черными глазами она снова глянула в глаза Миду. - Вы написали две тысячи долларов.
Лестер поблагодарил ее за точность, разорвал чек, подписал и дал ей другой, на пять тысяч долларов. Он дал бы еще больше, только бы истоптать ее, истолочь, стереть в порошок, истерзать зубами ее плоть, как мельничные жернова терзают сочную плоть бананов, распластать ее, раздавить своим мускулистым телом, грудью, животом, коленями, пальцами, всем своим существом, всем, что ты есть для нее - пустое место, никто, мужчина, заплативший пять тысяч долларов.