Лестер отвел ее на террасу. Она опьянела от бокала шампанского?.. Опьянела от веселья?
Вместо ответа Лиленд обняла мужа за шею, поцеловала его и сказала:
- Я пьяна тобой…
Камерный оркестр исполнял любимые пьесы Лиленд. Когда после танцев супруги вернулись на террасу, Лиленд уже не смеялась.
- Я плачу… - пробормотала она с мокрым от слез лицом.
Они были одни. Гости рассеялись, как исчезают посторонние, даже друзья, когда остаются с глазу на глаз влюбленные, словно пара в раю. Да, гости, которых оценивали в унциях золота сообразно с числом их акций в Компании, разбрелись. Ушел старичок с насмешливым взглядом из-под седых бровей, с бакенбардами и бородкой, с пухлыми руками, сложенными на животе, - один из инициаторов плана новой финансовой политики “Тропикаль платанеры”. В отличие от более умеренных коллег, он стоял за коренные перемены и даже за социализацию фирмы.
Музыка умолкла, но звуки ее еще раздавались в душе. Лиленд вырвалась из объятий Стонера и побежала в сад.
- Куда ты? - крикнул Лестер.
- Туда, где меня ждет Мид, бедняга!
- Он ждет тебя не в саду, а здесь, в пьесе Шекспира!
Лиленд вынуждена была признать свое поражение как актрисы.
- Пройдоха, - сказала она, вернувшись. - Брось воображать себя Пройдохой, или эта мечта станет правдой. - И она ласково погладила мужа по щеке.
На самом деле гости еще не разошлись. За Лиленд стал ухаживать старичок с бакенбардами и бородкой, которому другой пайщик, еврей с остроконечной головой, объяснял, как Стонер затеял эту историю с банановыми плантациями, потому что ему опостылела жизнь миллионера.
Мало-помалу Лиленд приходила в себя. После смеха, после слез, после побега в сад. Ее окружали гости, в том числе адвокаты-близнецы, а на пальце у нее был перстень, и она не только любовалась им, но и поминутно трогала. То был изумруд, но нет, скорее не изумруд, а зеленый глаз Лестера Мида. Для нее он останется Мидом.
Гости прощались. Лиленд, успокоившись, протягивала им руку для поцелуя. Они все еще шли, откланивались…
- Да, милый, Лестер Стонер остается в Нью-Йорке, в этом доме, а я возвращаюсь на плантации с тобой, Лестером Мидом. Хочешь, я скажу тебе одну вещь?
- Говори все что угодно, любимая…
- Я предпочитаю Лестера Мида. Лестер Стонер - бессердечный миллионер, для которого жить с чистыми руками - непозволительная роскошь. Миллионер из “Уолдорф Астория”, миллионер с яхтой, беговыми лошадьми и продажными женщинами… Миллионер за карточным столом или рулеткой, тратящий в игре доходы от трудового пота бедноты… Миллионер, поддерживающий при помощи политических махинаций правительства стран, где он орудует, как алчный осьминог… Я предпочитаю Лестера Мида, того, кто организовал кооперативы земледельцев, основал фабрику банановой муки и, словно неожиданный поцелуй бога, обрел любовь. Да, милый, Лестер Стонер остается в Нью-Йорке, в этом доме, а со мной едет назад мой безумец, который смеялся на плантациях, мой миллионер, ставший простым тружеником…
- Меня злили мои деньги, потому что я не знал, на что их потратить, у меня уже не было никаких желаний… И вот я сговорился с адвокатами и некоторыми пайщиками, что предприму за свой счет обследование условий, в каких действует наша Компания в тропиках. Скверно то… да нет, не скверно, а хорошо… что вернуться к прежнему образу жизни я уже не смогу - я охотник, сам попавший в капкан.
- Зато подцепивший славную жену…
- Давай ложиться, завтра рано вставать…
- Я только поставлю на полку “Укрощение строптивой”, чтобы все было на своем месте.
XVI
Беспощадное солнце шпарило так, что сотни, тысячи пауков непрерывным потоком лезли из-под камней, чтобы не изжариться в земле. Кошмарное пекло день и ночь, и ни капли влаги. Люди - потные, задыхающиеся, с пересохшим горлом - останавливались поглядеть на небо. Синяя мгла неба. Животные, измученные зноем и жаждой, валились с ног, словно тряпичные чучела. В огромном костре, как застывшие языки пламени, стояли деревья, а банановые пальмы высасывали из почвы всю воду без остатка. Колдун взял приготовленные заранее ведра с известью и отправился на кладбище. На всем пространстве до горизонта, сколько хватало глаз, он был один. Шагал один-одинешенек с ведрами извести. На кладбище земля трещала под ногами. Надо было воспользоваться этим полуднем, полуднем девятого марта. Колдун вошел за ограду. Один. Недавно похороненные мертвецы могли бы схватить его своими ру- ками, огненными и ледяными одновременно, - земля была как раскаленный горн, и мертвые сравнялись температурой с живыми. Погост нагретых костей, погост зеленых и красноватых мух, которые, жужжа, словно вентиляторы, летали над блеклой растительностью.