Каталина смиренно посмотрела снизу вверх на короля и, тщательно выговаривая слова, произнесла по-английски:
— Карлс, ме-не холодно, обними ме-еня!
— Что такое? Вы тайком от меня учили английский? — Это было так необычно, что она сама заговорила на его языке, Карл был доволен, но все же ему пришлось перейти на испанский. — Извините меня, огонь потух в камине, дорогая. Не хотите ли лечь в постель. Обещаю вам согреть вас. — Карл обнял ее за талию и повел к кровати.
— Я хо-о-чу лечь в по-о-стель, — сказала Каталина по-английски, очень гордая одобрением короля.
Карл рассмеялся, и, хотя в его смехе появились некоторые оттенки отчуждения, которых не было раньше, Каталина обрадовалась возможности восстановить их прежние отношения, наполненные радостью и любовью. Она прижала головку в его груди, и он ласково потрепал ее волосы, подхватил на руки и положил на кровать. В ней проснулся любовный голод, когда она смотрела, как он снимает с себя сюртук и панталоны.
Так приятно было снова ощутить тяжесть его тела, его теплые губы. Она про себя вознесла молитву Деве Марии, чтобы эта ночь любви помогла ей зачать наследника. Но молитву пришлось прервать, когда рука Карла проникла под ее пеньюар и, скользнув по животу, потянулась ниже. Она накрыла его руку сверху своей, направляя ее к заветной цели.
Второй рукой он резко распахнул ее пеньюар, оторвав несколько пуговиц, и впился губами в грудь. Прежде чем переключиться на другой сосок, Карл ласково сказал:
— Ваши руки становятся настолько опытны, что это может меня еще больше отвлечь от государственных дел.
Каталина, сильно возбудившись, была сейчас не в силах вести диалог. Она нащупала его мощное орудие и целиком отдалась воле победителя.
Их тела слились в едином ритме. Больше она ни о чем не могла думать — ни о его отсутствии, ни о леди Палмер, ни о своих страхах и переживаниях. Его семя должно проникнуть в нее. Очень скоро она станет матерью наследника престола…
Каталина вскрикнула от боли и сумасшедшего удовольствия. Ее тело сотрясалось от наслаждения.
12
Возвращение короля в спальню королевы еще не означало восстановление нормальных супружеских отношений.
Двор вскоре понял, что медовый месяц королевской четы закончился. Злые языки распинали королеву. Придворные острословы сочиняли циничные эпиграммы.
Король присоединился к общему веселью. Он не видел никаких причин, чтобы замыкаться в скуке и одиночестве. Португальские придворные королевы замкнулись в споем изолированном мирке.
Двух старших дуэний прозвали "лиссабонскими летучими мышами" за их старомодные черные платья и мрачный вид. Каталина уговаривала их сменить наряды, но Пеналва и Понтевал только слушали, но отказывались переодеться. "Лиссабон — перекресток мира, центр торговли, куда стекаются товары со всего света, — возражала королеве графиня Пеналва. — Каждый дурак знает, что Лиссабон — законодатель хорошего вкуса и моды". Каталина тщетно пыталась объяснить им, что многие придворные короля провели годы в ссылке при разных европейских королевских домах, где царствует французская мода, и король никогда не согласится принять правила португальского этикета.
Сама королева с первых дней своего замужества из почтения к супругу старалась перенять английские обычаи. Инстинкт самосохранения развил в ней конформизм, и она с легкостью отказалась от своего португальского гардероба. Каталина старалась адаптироваться в новой среде, но не хотела обижать своих воспитательниц приказами и понуканием, заставляя их делать то, что те считали фривольным и неприличным.
Кроме того, у Каталины не было денег, чтобы изменить внешний вид всех своих фрейлин, поэтому она просто старалась не обращать внимания на насмешки и издевательства английских придворных, которые между тем становились все грубее и наглее.
Король не одергивал своих приближенных, но и Каталину ни в чем не упрекал. Целыми днями он был занят государственными делами, а когда освобождался, предавался увеселениям и каждую ночь приходил в спальню королевы. Он поощрял ее занятия стрельбой из лука, поддерживал в любви к танцам и обещал пригласить для нее итальянских певцов, чтобы забавлять королеву оперными постановками.
Каталина не могла на него подолгу сердиться. Когда она бывала чем-то недовольна, король тут же топил лед отчуждения своей веселой улыбкой, и она улыбалась в ответ, согретая его заботой и вниманием.
Но все же иногда его поведение шокировало ее и заставляло краснеть. Так, за столом, когда она сморщилась от кислого зеленого яблока, которым король ее угостил, Карл во всеуслышание в присутствии герцога Йоркского и лорда-канцлера заявил, что его тяжелая работа в спальне теперь полностью вознаграждена.