Пожалуй, надо будет выловить того, кто это придумал, и заняться с ним отдельно. Сомнительно, что Синорус вернётся, придётся воспитывать себе нового помощника, из имеющихся. Мало кто из учеников проявлял фантазию, а если и проявлял — то лишь в области проказ и разрушений.
— Геморрой? — Шаман восхитился. — Какое красивое имя! Ты точно его не забудешь? Многие лиму предпочитают вообще своих быков собственными именами называть. Чтобы не забыть и не перепутать.
Сидона отвернулась и зажала рот, чтоб не рассмеяться в голос.
Церемония завершилась, и быки неторопливо выбирались из замка — пастись. Несогласная четвёрка испарилась быстро и незаметно, в то время, как большинство лиму осталось на месте, оглядываясь в ожидании. Изо всех дверей вдруг высыпали затаившиеся до поры до времени слуги, несущие снедь, выпивку и наскоро сколоченные деревянные столы (каменные, производства Кванно, двигать не решились).
Появились и маги. Сидону тискали и обнимали, поздравляли от души, а Воса подошёл поздравить только Фаминар. Да и тот, похоже, был озабочен лишь тем, что из-за праздника срывается отплытие. Что за несправедливость!
— Не забуду! — Заверил Вос нудного шамана, всё ещё торчащего рядом вместе с телёнком. — Мне на него достаточно взглянуть, чтобы вспомнить! Придётся теперь, как другие лиму, возиться, учить, даже навоз выгребать… Правда, последнее можно и заклинанием.
— Давай, не заставляй ждать остальных! — Взъерошенная Сидона дёрнула супруга за руку. — Ты ведь теперь защитник, пока что-нибудь не съешь или не выпьешь, остальным нельзя!
— Ещё и эти постоянные пиры… — Тяжело вздохнул Вос, цапнул предложенный Тышем бурдюк, и по местному обычаю глотнул прямо из горловины. А затем, уже по земному — притянул к себе новобрачную, и страстно поцеловал.
— Кисло! — Радостно взревел друг-лиму, кое-что слышавший об иномирных странностях, и, как всегда, умудрившийся всё перепутать. Но сигнал был подан, и гости навалились на выпивку и угощение.
Сегодня в замке явно выпьют всё, что горит, и съедят всё, до чего дотянутся. Но Вос не думал о последствиях, о том, что ученики наверняка тоже напьются и устроят в воздухе не меньший кавардак, чем лиму — на земле. Не думал о новых обязанностях, одна из которых сейчас шумно дышала ему в ухо и пыталась жевать воротник рубахи.
Но маг обнимал горячее желанное тело, не отрываясь смотрел в васильковые, сияющие тихим счастьем глаза, и не думал о будущем. Пришёл день исполнения желаний, и что бы не случилось в будущем, их никому не разлучить.
Да и чего бояться самому могущественному и счастливому магу этого мира?
Эпилог. Тень Шаркарда
Огонь звал. Он ревел и пожирал всё вокруг, притягивал и манил. Нельзя было устоять перед зовом пламени, но и поддаться ему нельзя. Смерть, огненная мучительная купель, пылающее небо и раскалённая, ненадёжная земля…
Он проснулся посреди ночи, дрожащий, задыхающийся, обливающийся потом. Вскочил в ужасе, готовясь бежать, и лишь в последний момент вдруг поняв, что опасности нет. Сосед недовольно заворчал и перевернулся на другой бок, распространяя запах перегара и немытого тела. Здесь многим снились кошмары, и удивить кого-то криками во сне или внезапным подъемом было сложно.
Потребовалась почти минута, чтобы окончательно придти в себя. Звёзды над головой, вонь от близкой свалки, пьяный гогот и звук разбивающегося стекла в отдалении — всё было привычным, успокаивало и расслабляло.
Шклявый — так называли его здесь, устроился на сиденье от сломанного стула и принялся шарить по карманам — вдруг завалялся косячок? Вокруг храпели, сопели, постанывали и бормотали во сне его друзья.
Шклявый счастливо улыбнулся, глядя на растущий серпик луны. Здесь он впервые нашёл друзей. Здесь впервые получил имя — по внешнему виду, а не по исполняемым обязанностям. Здесь его ценили, уважали за способность достать средства на жратву и развлечения, не обижали и даже отчасти заботились. И пусть его друзья — не самые влиятельные люди в этом месте, пусть большинство из них опустилось едва ли не до уровня животных, воровали, рылись на помойках и убегали от здешних хозяев. Но он был счастлив, живя, как они, затерявшись среди них, впервые ощутив гордость за свои способности и само своё существование. А кошмары — плевать, лишь бы они не повторялись в реальности.
Счастливый бомж почесал затылок, затем грудь… и застыл, вдруг ощутив неестественный жар. Медленно, всё ещё надеясь на ошибку, задрал застиранную и кое-как зашитую футболку, и уставился на сияющий над сердцем знак. Светящийся багровым светом иероглиф, символ из неизвестной здесь шаркардской письменности.