Уайетт посмотрел на него с удивлением:
– Вы что, серьезно?
– Разумеется, черт побери! Меня ведь все знают. Правительство этой поганой банановой республики поостережется портить отношения с дядей Сэмом. Этот случай будет в заголовках всех газет мира, и этот тип, Серрюрье, не захочет усугублять свои дела, которые и так обстоят для него не лучшим образом.
Уайетт глубоко вздохнул.
– Вы не знаете Серрюрье. Он не любит американцев. Это во-первых. И во-вторых, ему наплевать на вас, даже если он о вас и слышал, в чем я сильно сомневаюсь.
Доусона задело кощунственное высказывание Уайетта.
– Не слышал обо мне? Как он мог не слышать обо мне!
– Вы слышали орудийную стрельбу? – спросил Уайетт. – Так вот, Серрюрье борется за свою жизнь – понимаете? Если победит Фавель, Серрюрье каюк. Сейчас ему не до дядюшки Сэма или кого-нибудь другого. Он, заметьте, как всякий плохой врач, предпочитает не афишировать свои ошибки. И если ему доложат о нас, то в подвале этого дома, вполне вероятно, будет вечеринка со стрельбой, и мы будем гостями. Так что я молю Бога, чтобы ему не донесли о нас. Я надеюсь, что его подчиненные достаточно безынициативны.
– Но должен же быть суд, – возмущался Доусон. – Я вызову моего адвоката.
– Ради Бога! – взорвался Уайетт. – Где вы находитесь, на луне? Серрюрье за последние семь лет казнил двадцать тысяч человек без суда и следствия. Они попросту исчезли, молитесь, чтобы мы не присоединились к ним.
– Но это же ерунда! – заявил Доусон. – Я уже пять лет приезжаю на Сан-Фернандес. Здесь отличная рыбалка. И я ничего об этом не слышал. Я встречался и с правительственными чиновниками, и с простыми людьми. Они все отличные ребята. Конечно, они черные, но я из-за этого не отношусь к ним хуже.
– Очень благородно с вашей стороны, – заметил Уайетт язвительно. – Не могли бы вы назвать имена этих ребят? Это очень интересно.
– Конечно. Ну, во-первых, министр внутренних дел – Дескэ. Самый лучший из них. Он...
– Не надо, – простонал Уайетт, садясь на стул и закрывая лицо руками.
– А что?
Уайетт посмотрел на него.
– Послушайте, Доусон. Я постараюсь вам рассказать о нем совсем коротко. Этот отличный парень Дескэ был шефом тайной полиции Серрюрье. Серрюрье говорил: «Сделай это». И Дескэ делал. И все это кончалось целым рядом убийств. Но Дескэ однажды допустил промах. Один из смертников выжил и ускользнул из его рук. Это его пушки гремят там, в горах, Фавеля. – Он похлопал Доусона по плечу. – Серрюрье не простил этого Дескэ. И как вы думаете, что случилось с ним?
Доусон сидел, как пришибленный.
– Откуда я знаю?
– И никто не знает. Дескэ исчез. Как сквозь землю провалился. Или испарился. По моему предположению, он закопан в землю где-то на территории замка Рамбо.
– Но ведь он был таким хорошим, приветливым малым, – сказал Доусон и покачал в недоумении головой. – Как же я всего этого не заметил? Ведь писатель должен разбираться в людях. Мы с Дескэ даже рыбу вместе ловили. Во время рыбной ловли ведь как-то можно узнать человека, правда?
– Вовсе не обязательно. У людей, подобных Дескэ, мозг разбит на секции. Скажем, если кто-то из нас убьет человека, это останется с ним на всю жизнь, повлияет на него. Но с Дескэ иначе. Он убивает человека и тут же забывает об этом. Это не беспокоит его ни в малейшей степени и никак на нем не сказывается.
– Господи! – произнес Доусон в ужасе. – Я ловил рыбу с убийцей!
– Больше уже не придется, – жестко сказал Уайетт. – Вы вообще больше ни с кем не будете ловить рыбу, если мы не выберемся отсюда.
Доусон разразился гневными тирадами.
– Чем занимается американское правительство, черт побери! У нас здесь база, почему мы не избавили этот остров от всякой нечисти!
– Меня просто тошнит от ваших рассуждений, – сказал Уайетт. – Вы не знаете того, что творится под самым вашим носом, а когда вам дают щелчок по носу, то кричите «караул» и бежите за помощью к вашему правительству. А оно придерживается на этом острове политики невмешательства. Если оно повторит здесь опыт с Доминиканской республикой, то испортит дипломатические отношения со всеми другими странами этого полушария. Русские просто животы надорвут от смеха. Так что лучше всего действовать именно так. А потом, свободу нельзя поднести людям на блюдечке, они сами должны ее взять. Фавель это знает, и он этим сейчас занимается. – Он посмотрел на странно поникшую фигуру Доусона, сидевшего на кровати.
– Вы хотели взять мою машину, не так ли? Не полицейский, а вы хотели ее увести.
Доусон кивнул.
– Я поднялся наверх и услышал, как вы с Костоном говорили об урагане. Я испугался и решил, что лучше мне удрать.
– И вы могли покинуть всех нас?
Доусон горестно покивал головой.
– Не понимаю, – сказал Уайетт. – Я этого не понимаю. Вы – Доусон, Большой Джим Доусон, человек, с которым, как полагают, никто не может сравниться в стрельбе, борьбе, пилотировании самолета. Что случилось с вами?
Доусон лег на кровать и отвернулся к стенке.
– Идите к черту, – послышался его сдавленный голос.
IV
За ними пришли в четыре часа утра, вытащили их из камеры и погнали куда-то по коридору. Кабинет, куда их привели, был голым и мрачным, как все такие кабинеты во всем мире. Типичной была и фигура сидевшего за столом. Темные холодные глаза и равнодушный взгляд можно встретить в любом полицейском участке Нью-Йорка, Лондона или Токио, и то, что у человека был темный цвет кожи, не имело никакого значения.
Человек долго бесстрастно смотрел на арестованных, затем сказал кому-то:
– Ты – дурак. Мне они нужны порознь. Уведи вот этого.
От ткнул авторучкой во Уайетта, и того немедленно вывели из кабинета и препроводили обратно в камеру. Щелкнул ключ в замке, и Уайетт остался один.
Он прислонился к стене и стал размышлять о том, что может с ним произойти. Вероятно, его ожидает участь Дескэ, и надежды на освобождение теперь приходилось связывать только с Фавелем. Его пушек в последнее время не было слышно, и Уайетт не имел представления о том, каково сейчас положение его войск. Если Фавель не захватит Сен-Пьер, то его либо расстреляют, либо он утонет в этой камере, когда воды залива Сантего поглотят город.
Он сел на стул и продолжал размышлять. Полицейский, который их арестовал, проявил большой интерес к Мэннингу и Фуллеру, двум англичанам с Северного побережья. Было непонятно, зачем они понадобились ему сейчас, когда в разгаре была гражданская война. Потом он вспомнил, как Костон говорил что-то о поставках оружия и спрашивал о месте, где оно разгружалось, Кампо-де-лас-Перлас. Если эти двое были замешаны в этом, ничего удивительного в интересе полиции к их деятельности не было. Равно как и к деятельности других англичан на Сан-Фернандесе.
Затем Уайетт, почувствовав страшную усталость, растянулся на кровати и заснул.
Его разбудили, когда первые лучи рассвета проникли в камеру через окошко под потолком. Снова его повели по коридору и грубо втолкнули в ту же мрачную комнату. Доусона в ней не было, а полицейский за столом улыбался.
– Входите, мистер Уайетт. Садитесь.
Это звучало не как приглашение, а как приказ. Уайетт сел на жесткий стул и скрестил ноги. Полицейский заговорил по-английски:
– Я инспектор Розо, мистер Уайетт. Как вы находите мой английский? Я выучил его на Ямайке.
– Хороший английский, – подтвердил Уайетт.
– Очень приятно, – сказал Розо. – Я надеюсь, мы поймем друг друга. Когда вы в последний раз встречались с Мэннингом?
– Я вообще никогда с ним не встречался.
– Ас Фуллером?
– И с Фуллером тоже.
– Но вы знаете, где они живут. Вы сами признали это.
– Я ничего не признавал. Я сказал вашему полицейскому, что я слышал, что они живут на северном побережье. И кроме того, я сказал ему, что я никогда не видел ни того, ни другого.
Розо уткнулся в лист бумаги, лежавший перед ним. Не поднимая глаз, он спросил:
– Когда вас завербовала американская разведка?