Грузовик подъехал к пропускному пункту, за которым Уайетт увидел длинную колонну беженцев, сбоку выходившую на дорогу. Подбежал офицер, и Фавель о чем-то стал с ним говорить. Какой-то белый человек издали махал рукой. Уайетт узнал Костона.
– Вы что-то не очень торопились, – сказал Костон, подходя. – Как далеко продвинулась в город правительственная армия?
– Не знаю, – ответил Уайетт, вылезая из грузовика. – А что здесь происходит?
Костон махнул рукой в сторону колонны.
– Это последние. Через пятнадцать минут они пройдут. В этом месте Фавель организует свою позицию. Здесь проходит ваша восьмидесятифутовая линия. – Порыв ветра вздул рубашку у него на спине. – Я тут выкопал окопчик для нас – милости прошу, если вы, конечно, не собираетесь подняться вверх по Негрито.
– Вы, значит, остаетесь здесь?
– Разумеется, – ответил Костон с удивлением. – Здесь ведь и будут разворачиваться основные события.
Здесь, кстати, и Доусон. Он вас ждет.
Уайетт обернулся и посмотрел на город. Вдали расстилалось море – теперь уже не тарелка из чеканного серебра, а грязная алюминиевая сковородка. Южная часть неба была забита низкими серыми облаками, несущими с собой ливневые дожди и шквальный ветер. Из-за надвинувшихся облаков и дымов над городом воздух потемнел.
Были слышны звуки перестрелки, редкие артиллерийские выстрелы. Порывы ветра то приглушали, то приближали их. Пологая, спускающаяся к городу равнина была пуста.
– Я останусь здесь, – сказал он внезапно. – Хотя, черт меня побери, если я знаю, почему.
В глубине души, он это, конечно, знал. Профессиональный интерес ученого, стремившегося узнать воздействие урагана на мелкие воды, сочетался с какой-то жуткой внутренней тягой наблюдать за обреченным городом и обреченной армией.
– Где именно будет позиция Фавеля? – спросил он.
– На этой гряде. На обратном склоне вырыты окопы.
– Надеюсь, они снабжены дренажной системой? – спросил Уайетт. – Дождь будет такой, какого вам не доводилось видеть, и любая яма, если в ней нет стока, быстро наполнится водой.
– Фавель это предусмотрел, – сказал Костон. – Он хорошо соображает.
– Он спрашивал меня о дожде, – сказал Уайетт. – Наверное, поэтому.
– Мистер Уайетт, – раздался из грузовика голос Фавеля, – штаб оборудован в трехстах ярдах отсюда по дороге.
– Я остаюсь здесь с Костоном, – сказал Уайетт, подходя к грузовику.
– Как хотите. Теперь уже ни вы, ни я сделать ничего не сможем. Остается молиться Хунракену или какому-нибудь другому подходящему богу.
– Пошли к Доусону, – сказал Костон. – Мы там оборудовали себе обиталище.
Он повел Уайетта по обратному склону вниз и в сторону от дороги. Вскоре Уайетт увидел Доусона, сидевшего на краю большого склона. Тот страшно обрадовался:
– О, привет! Я уж боялся, не оказались ли вы снова в плену.
Уайетт принялся рассматривать окоп. Он был снабжен водостоком, который, по его мнению, был явно недостаточен.
– Нужно его значительно углубить и, кроме того, сделать второй, – сказал он. – Где тут у вас лопаты?
– Их вообще-то не хватает. Пойду посмотрю, – сказал Доусон.
Уайетт бросил взгляд вдоль гряды и увидел, что повсюду копошились люди, закапывавшиеся в землю, как кроты. На верху гряды оборудовались пулеметные гнезда и наблюдательные пункты, рылись все новые и новые боевые окопы. Костон сказал:
– Я надеюсь, что вы правы насчет наводнения. Если его не будет, над нами разверзнется ад. Ведь Фавель бросил свои пушки, – невозможно было тащить и их, и беженцев одновременно.
– Мейбл ударит нам прямо в лоб, – сказал Уайетт. – Наводнение будет.
– Да уж лучше в было. С военной точки зрения. Серрюрье сейчас на коне, вероятно, визжит от восторга.
– Если в он обернулся и посмотрел на море, он бы тотчас же смолк.
Возвратился Доусон с куском металлического листа под мышкой.
– Лопат нет. Это, я думаю, сойдет.
Уайетт и Костон углубили сток, сделали еще один. Доусон сидел в стороне.
– Как ваши руки? – спросил его Уайетт.
– Ничего. Врач помог.
– Зачем вы находитесь здесь? Вам надо поскорее уходить вверх по долине Негрито, пока еще есть возможность.
Доусон отрицательно покачал головой.
– Вы видели эту толпу? Я никогда не видел таких измученных, поникших духом людей. Я боюсь, что если я присоединюсь к ним, я заражусь их настроением. Кроме того, может, я все же смогу быть чем-нибудь полезен здесь.
– Не знаю, чем бы вы могли помочь, – сказал Костон. – С такими руками вы ни копать землю, ни стрелять из винтовки не можете. Я вас не понимаю.
Доусон пожал плечами.
– Я больше не хочу чувствовать себя беглецом, – сказал он твердо. – Я уж давно бегаю, как заяц, многие годы. Все. Вот здесь, на этом склоне я делаю остановку.
Костон в удивлении поднял брови, посмотрел, слегка улыбнувшись, на Уайетта и сказал:
– Что ж. Это можно сказать обо всех нас. Ладно. Давайте поглядим, как сейчас обстоят дела.
Последние жители Сен-Пьера уже прошли по дороге в долину Негрито, остались лишь отдельные отставшие фигуры, ковылявшие вдалеке. Темная зелень полей сахарного тростника выглядела теперь как поверхность волнующегося моря, ветер все усиливался. Солдаты замерли у тонких линий окопов на склоне гряды, вскоре их будет значительно больше, когда подойдет отступающая из Сен-Пьера армия Фавеля и займет оборону.
Уайетт поднялся по склону до гребня и лег рядом с солдатом. Тот повернул голову и улыбнулся.
– Ну, что там происходит? – спросил Уайетт.
Улыбка солдата стала шире.
– Там, – он показал пальцем. – Они скоро придут, может быть, минут через десять. – Он передернул затвор и положил перед собой несколько обойм с патронами.
Уайетт посмотрел в сторону города. Бой приближался, и поблизости уже начали летать шальные пули. Наконец, внизу показалась группа людей, которая быстро, но без лишней спешки, стала двигаться вверх по холму. Офицер невдалеке от Уайетта выкрикнул команду, и несколько человек завозились вокруг пулемета, нацеливая его туда, куда показывала рука офицера.
Группа добралась до верха, перевалила через хребет и на обратном склоне установила свой миномет. Костон, наблюдавший за ними, заметил:
– Мин у них осталось не много.
Теперь все больше людей поднималось по склону вверх, организованно отходя от городской окраины, где, прикрывая отход, продолжали драться товарищи. Костон догадался, что он наблюдает последний этап отступления из города, организованного Фавелем как серия «лягушачьих прыжков», и он был поражен, с каким самообладанием и дисциплиной действовали солдаты. Не было ничего похожего на то паническое бегство, невольным участником которого он стал некоторое время назад. Наоборот, это был рассчитанный, строго контролируемый отвод войск в виду у наступавшего противника – одна из самых трудных для исполнения военных операций.
Уайетт, бросив быстрый взгляд на отступавших солдат, вновь сосредоточился на южной стороне неба. Горизонт теперь был налит чернотой, в которой то и дело вспыхивали далекие молнии. Груда кучевых облаков на переднем плане была окрашена в пугающий желтый цвет. Направление ветра смещалось к западу, и порывы его становились все сильнее. Его скорость составляла уже больше сорока миль в час, постоянно подбираясь к пятидесяти. В этом пока не было ничего необычного. Такие ветры были на Сан-Фернандесе не редкость. Весьма вероятно, что Рокамбо, если он еще командовал войсками, обрадовался перемене погоды, надеясь, что дождь потушит бушевавшие в городе пожары.
Отступавшие солдаты теперь шли через гребень потоком. На обратном склоне их встречали младшие командиры, которые разводили их по позициям и раздавали им патроны. Они ложились в окопы, вырытые для них на гребне, и готовились вновь встретиться лицом к лицу с противником.