– Ей вы не позвоните. Она на корабле только отплыла в Европу.
– Есть еще кто-то, кому мы можем позвонить? – начал Карр, но тут же умолк, увидев, как на лице больного внезапно появилась и застыла гримаса страха после прозвучавшего вопроса:
– Не настолько же все плохо, а?
– Будем надеяться, что нет, – ответил врач, намеренно воздерживаясь от положительного заверения. – Выспитесь хорошенько за ночь, завтра утром мы сможем сказать вам гораздо больше, чем сейчас.
Какое-то время казалось, что больной, очевидно, смирившись с положением, вполне сговорчив, однако это предположение развеял новый взрыв:
– Я же должен выбраться отсюда еще до вечера! У меня скоро важная конференция. Всего пять недель. – Но его голос заглушил приступ боли.
Аарон Карр смотрел на моментально исказившееся лицо, уже нимало не сомневаясь в верности своих выводов. Этот случай – не уникальный. За время исследований, проведенных в Беллинджеровском институте, Карр изучил более сотни историй болезни мужчин, которых до инфаркта довела вот эта самая безоглядная одержимость работой. Он наблюдал мужчин на ранней стадии их недуга, откровенно шедших к тому же концу, глухих ко всем предостережениям, безумно упорных в том, чтобы пожертвовать собой ради цели, которую никто из них даже не мог сформулировать. Они походили на религиозных фанатиков, ищущих какого-то таинственного откровения, одержимых настолько, что сам поиск извратил цель. И вот он, результат: руина, оставленная пронесшимся ураганом, сердце, истерзанное дикими вихрями бешено работающего мозга.
Мысленно Карр уже видел круглую физиономию Хармона Титера, его жирную угодливую улыбку, за которой тот пытался спрятать плотоядную алчность. Эти инфаркты на автотрассах были самыми сочными из плодов, особенно когда речь шла о крупном богатом бизнесмене, обеспеченном страховкой компании, который не станет спорить из-за пятисотдолларового вознаграждения за врачебный уход во время трехнедельной госпитализации. А при системе распределения пациентов Окружной мемориальной, смахивающей на лотерею, такие откупные были для Титера жирным кушем. Пусть его не было в больнице, но это был его день дежурства, что давало ему право собственности на этот случай. Не было в больнице врача, по самому складу характера меньше всех подходившего для проведения послеинфарктной реабилитации, хотя в то же время не было в ней и врача, который больше его горевал бы о потере пяти сотен вознаграждения.
Рагги уже стоял рядом, готовясь ввести гепарин. В бессознательном стремлении спасти то немногое, что было в его силах, Аарон Карр упреждающе выбросил руку, бросив распоряжение сестре:
– Возьмите мне четыре пробирки крови.
Не сдержавшись от нетерпения, он выхватил у нее из рук шприц и взял кровь сам, не замечая озадаченного взгляда Рагги.
– А теперь гепарин, доктор Рагги.
Больной подал голос:
– Мистеру Краучу звонить будете?
– Да, прямо сейчас, – кивнул Карр и добавил: – Я сам этим займусь. Мы вас сейчас в постель уложим, мистер Уайлдер, я наведаюсь к вам через несколько минут.
Снаружи стоял телефон, но Карр прошел мимо него: ему нужна была лишняя минута-другая, чтобы настроиться и внутренне согласиться вот с чем: кого бы мистер Крауч ни избрал для своего сотрудника в качестве кардиолога, тот и в самом деле окажется высокоуважаемым специалистом.
3
За долгие годы Мэтью Р. Крауч выучился вполне сносно сдерживать свои эмоции. В большинстве случаев он сохранял самообладание, подобающее на склоне лет человеку богатому и умудренному, главному акционеру и главному административному руководителю «Крауч карпет компани». Но сейчас мистер Крауч был у себя дома, а не в конторе, а потому он с размаху швырнул телефонную трубку, взвыв, словно выведенный из себя терьер, и уставился на жену.
– Что случилось, дорогой? – тихо спросила Эмили. Вопрос прозвучал успокоительным напоминанием: после тридцати девяти лет супружества не было совершенно никакого смысла пытаться хоть что-то скрыть от нее.
Глубоко вздохнув и обретя наконец способность говорить, муж сообщил:
– У Джадда Уайлдера сердечный приступ. – Главное было сказано, барьер преодолен, и уже ничто не сдерживало. – Что, прости господи, мы творим с этими ребятами?! Сэм Харрод, Мак, теперь – Джадд. Если мы и его еще потеряем…
– Думай что говоришь, Мэт, – повысила голос Эмили и, вытянув руки, схватила его за запястья. – Твоей вины тут нет. Сию минуту выкинь это из головы.
– Что-то не так. Трех человек за один год не теряют. Молодых мужчин…
– Маку было почти шестьдесят.
– Зато Джадду всего… ему никак не больше… – Крауч быстренько прикинул в уме, помня, что Джадду Уайлдеру было тридцать два, когда в 1952 году он взял его на работу. – Бог мой, Эмили, ему же всего сорок четыре!