Он тоже чувствовал позывы к рвоте. В горле раскалилась Сахара. Он нашел пустое место на парковке, добрел до павильона, чтобы купить минеральной воды. С трудом, словно старый разбитый дед, перевалился через крыльцо, вторгся в торговый зал. Там царила убийственная парная. Кондиционер не работал. Электричество тоже приказало долго жить – судя по мраку в холодильниках и на витринах. В зале было пусто – ни покупателей, ни продавцов. Он обозрел витрины, отключенные холодильники с напитками – можно представить, во что там превратились лимонад и пиво. Добрел до прилавка, выждал пару минут, постучал по стеклу. Никто не отзывался. Магазинчик вымер. «Неспроста, – сделал глубокомысленный вывод Андрей. – Наверняка за этим что-то стоит». Он созерцал застекленную витрину, в которой скукожились сосиски, сардельки и прочие изделия, не имеющие отношения к мясной продукции. «А из настоящего мяса в наших магазинах только продавщицы», – пошутила однажды Рита и взяла с него слово никогда, ни при каких условиях не есть это «жидко-картонное» дерьмо. При мысли о Рите он снова почувствовал тошноту. Стучать в витрину можно было до полной победы глобального потепления. Он махнул рукой и побрел восвояси. Скоро и так домой приедет, а в холодильнике полная банка с водопроводной водой…
Через несколько минут он въехал в тенистый дворик на улице Декабристов. Во дворе было тихо, как в гробнице. Чахлые тополя стояли, как приговоренные к расстрелу. Грудились старые пятиэтажные дома с облупленными фасадами. На фоне прочих дом, в котором проживал Андрей, выглядел сущей «Флоренцией». Не украшенный, к сожалению, фигурами античных богов, но вполне помпезный, основательный, возведенный в те годы, когда людей пачками расстреливали в подвалах, но строили на совесть. Он припарковался на своем «коронном» месте между мусоркой и качелями, в третий раз проверил телефон – связи не было. Он заглушил мотор, уныло констатировал, что машина продолжает немерено потреблять бензин. Полный бак он заправил за день до трагедии с Ритой. Практически не ездил, только сегодня – а стрелка опустилась уже на треть. Пора везти старушку в автосервис. Рита однажды укорила: твоя тачка ест, как голодный ребенок. Будем ждать, пока она вырастет и станет автобусом?
Любое воспоминание о потере вызывало резь в желудке. Он осмотрелся, прежде чем выбраться из машины. Двор пустовал, невзирая на субботний день. По детской площадке кругами носился палевый питбуль Смурфик из второго подъезда. За собакой волочился поводок. Физиономия пса выражала полнейшую растерянность, он не мог понять, куда пропал хозяин. Обоняние почему-то не работало. Собака металась по двору, жалобно скулила. Кинулась было к Андрею, но встала, затормозив всеми лапами – не то. В окружающем пространстве было что-то от чертовщины. Имей он трезвый ум и зоркий глаз, давно бы сделал выводы. Но рассуждал, видимо, так: если ему плохо, то и всему миру должно быть плохо. Он заспешил к подъезду, торопясь поскорее добраться до воды и дивана. Из подъезда вышли двое – молодожены с пятого этажа. Он, хоть тресни, не знал, как их зовут (а может, знал, но забыл). Даже обрадовался – хоть кто-то живой в этом «вчерашнем дне». Молодые неважно выглядели – парень кашлял и сплевывал, юная спутница с тревогой на него смотрела, не подозревая, что сама покрывается пунцовыми пятнами.
– Добрый день, Андрей Михайлович, – поздоровалась девушка, хватая парня за локоть. У того кружилась голова – он вцепился в косяк, как-то глупо улыбнулся.
– И вам того же, – отозвался Андрей. – Далеко собрались, молодежь? Надеюсь, не в парную?
– Павлику плохо стало, – хрипловато объяснила девушка. – Вызвали врача, а он не пришел. Дойдем до поликлиники, должен же там работать дежурный терапевт?
Неясное чувство подсказывало, что прогулка закончится впустую. Но он не стал пускаться в дискуссии, пропустил семейную пару и ввалился в подъезд. Кружилась голова. Он карабкался по ступеням, как по плитам пирамиды Хеопса. В пятиэтажном доме отсутствовал лифт, зато имелись широкие ступени и мощные «антивандальные» перила. Такое чувство, что отяжелел на пару центнеров. Желудок раздувался, как гармошка. Он еле волочился, вцепившись в перила. Передохнул у подоконника, стараясь не влезть в свежую рвоту на батарее – кого-то качественно прополоскало. Двинулся дальше, хрипло напевая: «И уносит меня, и уносит меня…»