Галя пошла к атаману.
Любезно приняв Галю, атаман, которого она назвала не господином атаманом, а по имени и отчеству, Василием Анисимовичем, сказал ей:
– Я не знаю, но, мне кажется, барыня или барышня, что наша учительница Анна Григорьевна Голощапова живёт в Форштадте. Точно её адреса я не знаю, и едва ли он где значится. Её адрес можно получить только у тех людей, с которыми она здесь знакома. Можно узнать у Веренцовых, она к ним ходила.
Краска бросилась Гале в лицо. Ей показалось, что на последних словах атаман улыбнулся, хотя он не имел в виду другого смысла.
Галя поблагодарила, быстро повернулась и вышла.
«Как видно, изрядно вымуштрованный, из недавних военных, и, кажется, не рядовой казак, – подумала Галя. – Что значит любовь: она всё окружающее заставляет любить. Вот даже атаман их мне нравится, а я даже простых казаков боялась». Галя долго думала об этом миловидном с чёрными глазами атамане.
Она дала телеграмму домой: «Чувствую маленькое нездоровье, задержусь несколько дней после срока. То же скажите гимназии. Целую. Галя». Но вместо нескольких дней шла к концу вторая неделя.
Как масленый блин, зажаренный и затомленный на жирной, горячей сковороде, чувствовал себя около Гали Мишка…
Добилась-таки Галя адреса Анны Григорьевны. От Мишки она ничего не могла узнать. На её вопрос он ответил:
– А шут её знает, где она живёт. Зимой она всё к нам ходила, журналы да газеты носила, а мы читали. А зачем ты спрашиваешь? Зачем она тебе нужна?
Галя не ответила и снова спросила:
– А молодая она, интересная или нет?
– Она славная, хорошая, мы все её любили, – растягивая слова, ответил Мишка.
Галя тяжело дышала, напряжённо слушала.
– Ей лет… лет… сорок, высокая-высокая, вот здесь и то ей, пожалуй, надо сгибаться, – показал Мишка на небо…
Галя облегчённо вздохнула и поцеловала возлюбленного.
С адресом на руках Галя собралась завтра выехать в Оренбург для договорённости с Голощаповой, а сейчас пошла погулять по берегу Урала, где часто проезжали Веренцовы с молотьбы. Они возили хлеб в амбары. Мишка подладился приезжать верхом каждый вечер. Если приезжал днём на подводах с хлебом, а Галя ходила по берегу, он бросал на дорогу записку. Галя брала, в записке были время и место их встречи вечером.
И с Гнедым Галя завела знакомство. Он не возражал, когда Мишка подсаживал Галю верхом, а сам водил коня в поводу. Спокойно и весело было на душе у обоих.
Она надеялась договориться с Голощаповой – сидеть дома, получить сразу за целый год жалованье, кто не согласится? Да ещё Галя ей что-нибудь подбросит, не оставит в обиде.
Галя будет учительствовать здесь, в станице. Наплевать ей на калужскую гимназию. Если она будет здесь, около неё будет и Мишка, а стало быть, и нескончаемое счастье.
Разгуливая по крутому берегу Урала, Галя увидела извозчика, он ехал по городской дороге, пылил своей пролёткой, где сидел какой-то господин в шляпе. Пролётка проехала далеко от Гали и скрылась. Галя не придала этому значения, мало ли здесь ездят разных дачников и начальников из Оренбурга.
Она ходила, думала о Мишке, а сердце о чём-то пугливо ныло. Она увидела торопящуюся к ней хозяйку. Галя не знала причины, но сердце уколол кто-то… Хозяйка махала рукой, подзывала к себе:
– Барыня, тебя там какой-то барин спрашивает.
Гале казалось, что у неё оторвалось сердце, волнение, смешанное с непонятным испугом, перехватило дух. Она еле шла за хозяйкой. С тоской и болью в сердце взглянула на дом Веренцовых. Как будто вели её на казнь, и она в последний раз смотрела на вольный свет, который сейчас казался стократ милей и прекрасней.
«Ну кто же это? – спрашивала себя Галя. – Муж? Но он убит ещё в четырнадцатом. Кто-нибудь из знакомых? Не может быть, никому я не писала… Папа? Нет, он работает. Уф!»
– А молодой он, хозяюшка, или старый? – дрожащим голосом спросила она.
– Да молодой вроде. Да я и не посмотрела как следует, – ответила та.
Оставался один квартал до квартиры. Вот сейчас будут видны хозяйские ворота, около которых – извозчик и нежданный гость.
Когда прерываются какие-либо сильные стремления или страсти, то ставшая этому причиной встреча с самым близким становится безрадостной. Состояние было такое, что лучше бы не ходить туда, а вернуться и уйти куда-нибудь далеко-далеко, в поле, там есть надежда увидеть Мишу, а здесь?.. Как будто шла она на суд, к тяжкой каре. Ноги заплетались. Наконец, вошли в улицу, откуда стал виден извозчик около хозяйского дома, но где же барин?