— Спортивные, что ли, Шляпкин? — спросил он заинтересованно.
— Они самые, скороходы натуральные, — бойко ответил я, пританцовывая.
— Я уже понял, что скороходы, седьмой раз мимо пробегаешь, — сказал мастер. — Спортивные, значит? Как раз то, что нужно. Выручай, Шляпкин, родной участок шестеренок. Надеюсь, ты бегать умеешь?
Я выбрал на скамейке место получше, без сучков, удобно сел, закинув ногу на ногу.
— Кажись, умею, Сим Симыч, — скромно сказал, вспомнив, как резво убегал от нашего профорга в день получки.
— Значит, так, завтра выступишь в соревнованиях по боксу.
— В че-ем? — Я подскочил на скамейке, позабыв про сучки. — Вы, кажется, что-то напутали — боксер-то у нас Петя Железкин. Мастер спорта.
— Помню, Шляпкин, помню. Но ты не забывай, что он еще у нас и мастер-токарь. Представь. — уйдет он завтра мордобиться, а кто шестеренки точить будет, план тянуть? Нет, уж лучше ты пойдешь, Шляпкин. Главное, не бойся, бегай по рингу, чтоб соперник тебя не поймал. Минуты две продержишься — и хватит. Да смотри в оба: чтобы он тебя случайно к зрителям не выбросил, понял?
Я согнул руку в локте и, проверив бицепсы, вздохнул. Мастер перевернул в календаре с десяток страниц.
— А на будущей неделе…
— Что на будущей? — насторожился я.
— Да так, пустяки, прыгнешь на лыжах с трамплина вместо Кокосова. Ерунда. Сам знаешь, Кокосов у нас лучший наладчик. Руки у него золотые! На носу конец декады — жаль такие руки ломать.
— Вы д-думаете, я с-могу?
— Это совсем не страшно, Шляпкин, — обрадованно сказал мастер. — Закрой глаза и спокойненько катись вниз с трамплина. Метров двадцать пролетишь — и хватит, приземляйся, куда захочешь. Только не на судейское жюри.
Пока Сим Симыч отмечал на календаре красным карандашом, я на цыпочках подался к выходу. Услышав снежный скрип, он поймал меня у самого выхода.
— Куда ты, Шляпкин? Если любишь свой цех, иди за него в огонь и воду. Но в огонь сейчас не надо, а в бассейн пойдешь, ГТО сдавать. Один за всех будешь плавать. И за Марию Петровну из кладовой — тоже!
— Да я колуном плаваю! Вы же знаете! — прокричал я, теперь уже пытаясь спрятаться под скамейку.
— Я в этих тонкостях не разбираюсь, Шляпкин. Мне все равно, что колуном, что брассом, главное — доплыви до финиша, — сказал мастер, вытягивая меня за ботинок обратно. — В общем, выручай, Шляпкин, родной участок шестеренок. Глядишь, и польза от тебя цеху будет!
Все-таки приятно, когда тебе говорят: «выручай»!
Герман Дробиз
Писать начал в студенческие годы в «Боевом органе комсомольской сатиры» Уральского политехнического института. Шутя и улыбаясь, получил диплом инженера-энергетика и начал работать в проектном институте. Однако вскоре сознание той пользы, которую он принесет отечественной энергетике своим уходом из нее, помогло ему выпустить пять сборников юмористических рассказов и стать членом Союза писателей СССР.
Кто же не мечтает — однажды взять да и зажить по-новому, ярче, смелее, щедрей! Я и сам сколько раз клялся: с ближайшего понедельника, с первого числа, с Нового года… Да только… Какая воля нужна, какой характер! А где их возьмешь? Вот если бы можно было купить. Представляете? Нет? А я представляю…
Торговый центр города. Рекламы, витрины, вывески. И вдруг:
Универсальный магазин «Современный характер».
Как раз то, что надо! Вхожу вместе с другими. На первый взгляд, все привычно: кассы, прилавки, продавцы. Но вывески странные: «Отдел взаимопонимания», «Секция положительных настроений», «Выставка-продажа деловых качеств». А вот, любопытно: «Антиквариат. Всегда в продаже старинные черты».
Понаблюдаем за покупателями: кто берет, что берут, сколько?
…Как вам нравится этот тип?! Всех растолкал, кричит, колотит кулаком по прилавку… Получает, что требовал. Странное превращение: благодарит продавщицу. Целует ей руку. Извиняется перед остальными. Перед старушкой на колени упал…
— Гражданин, вам плохо?
— Наоборот, хорошо. Вежливость приобрел. Приличные манеры отхватил.
— Если не секрет — зачем понадобились?
— На курорт собираюсь. А там, говорят, иностранцы бывают. Вот и запасся на всякий случай…
В отделе взаимопонимания у прилавка мается сельский житель.
— Девушка, это чего такое — «ком-му-ни-кабель-ность»?
Ну, продавщица — прелесть, веки в фиолетовых тенях. Умница.
— Откуда я знаю?
Сразу видно — вправду не знает. И в отличие от некоторых своих коллег, чем торгует — себе не берет.
— Берут его, нет?
— Кому надо — берут.
— Давайте, — решает селянин. — Хрен его разберет, когда и пригодится… «Ин-диф-ферентность». А это для кого?
— Это для слишком нервных, — слишком нервно отвечает девушка. — Справка есть?
— Нам ни к чему, — спокойно отвечает покупатель. — Мы спокойные. — И, потупившись, щелкает пальцем по шее, под скулой. — От этого ничего нет?
— Сила воли в следующем зале.
Иду за приезжим, но отвлекают звуки скандала. Под рекламным плакатом «Приобретая доверительность, приобретаешь друзей» бранятся покупатели. Прислушался. Люди накануне купили здесь доверительность, начали пользоваться, а это оказалась наивность. Теперь они требуют обменять товар на доброкачественный. Опытный продавец хладнокровно объясняет: сами виноваты, не изучили инструкцию. Видно, ему неохота принимать обратно бракованные изделия. Увы, поскольку покупатели все еще находились под сильным влиянием наивности, они поверили продавцу и, захватив по новому экземпляру инструкции, разошлись.
С потолка зарокотал динамик. Бодрый голос в манере циркового ведущего: «Чувство юмора! Приобретайте юмор! От смеха еще никто не умер!!!»
Иду в зал положительных эмоций. Несмотря на рекламу, вокруг юмора ажиотажа нет. То ли большинству своего хватает, то ли не нуждаются?
Подходит некто, почему-то таится. Негромко — продавцу:
— Этого… про которого сейчас по радио… только немного. Спасибо, достаточно… Начальник у меня сменился. Прежний серьезный был, а новый — с порога: «Кто шуток не понимает, со мной не сработается». Прямо беда!
…Едва миновал «Чувство юмора», повеяло легкой грустью. Уютный холл. Аромат вянущих роз. Керамические вазы в нишах. Зеркала в литых оправах. И — кроме продавщицы — ни души.
— Чем торгуете?
— Антиквариат, — досадливо машет рукой. — Чувство изящного, галантность, жантильность, созерцательность. Никакого спроса.
Однако тут же, вслед за мной, появляются двое пожилых мужчин.
— Друг у нас юбиляр, что бы выбрать?
— Пожалуйста, чудный подарок: «рыцарское отношение к дамам».
— По-моему, это у него уже есть, — говорит один.
— Вряд ли, — возражает другой. — Редчайшая вещь в наше время.
— А у меня была. Но я ее сыну подарил. На свадьбу. А он ее поменял. На мужскую независимость. Пойми, говорит, меня правильно, папа: зачем мне теперь это старье, когда я женился?