Пока они совещаются, продавщица спрашивает у меня:
— А вы что-нибудь возьмете?
— Извините, — говорю, — время такое. Галантность ни к чему, а созерцать некогда. Действовать надо. Сейчас деловые люди в почете.
— Точно. Вон они, прилавок обламывают, деловые люди.
…Иду на шум. Очередь, как бараний рог, в три витка.
— Вы последний? Я за вами. За чем стоим?
— А сами не видите? Настырность выбросили.
— Как вы сказали? «Настырность»?! Странно…
— Что странного? Поначалу-то все было хорошо. Придумали отличную штуку: набор деловых качеств. Энергичность, сообразительность, контактность, предприимчивость, напористость. Вот сколько сразу! Но ведь знаете, как бывает: одно с фабрики не подвезли, другое на складе затерялось. Сообразительность, говорят, по своим разошлась. В общем, теперь в те же коробки запихивают одну напористость, и то ни для кого не секрет, что по качеству это уже давно не напористость, а самая обыкновенная настырность. Да и той еще не достанется. Видите: лезут и лезут без очереди. Зачем им еще настырность? Своей хоть отбавляй.
— А вам зачем?
— Все берут, а я, что, рыжий? Если и сегодня не достанется, тогда возьму и наберусь хамства под завязку!
— Но ведь им здесь, надеюсь, не торгуют?
— Здесь — нет, а там…
Смотрю через витрины на улицу: да, там бродят подозрительные личности, подзывают прохожих.
— Хамство — еще игрушки. Там любую гадость можно купить. Конечно, за бешеные деньги.
— Но это же безобразие! Почему никто не борется?
— С непримиримостью перебои. Черта рисковая, берут редко. Падает спрос — снижается производство. И ассортимент узкий. Если и бывает непримиримость, то чаще всего в форме художественных образов, а деловой или житейской я что-то давно не видал…
Отхожу несколько расстроенный. Но впереди — отдел детских товаров, и здесь душу радуют забавные сценки.
Оживленнее всего у прилавка, где вниманию покупателей предлагается ранняя самостоятельность. Дети скандалят, требуют:
— Купи! Ну, купи!
Катаются по полу, пускают обильную слезу. Напрасно папы и мамы увлекают их к соседним прилавкам:
— А вот, смотри… уважение к родителям. Правда, хорошенькое?
— Не хочу уважение… Хочу самостоятельность!
— А вот: тяга к знаниям. Погляди, какая красивая тяга.
— Не хочу тягу… Самостоятельность хочу!!!
Мамы еще сопротивляются, а один отец не выдержал и купил сыну желанную черту. Ребенок преображается тут же. Слезы у него высыхают, и он спрашивает солидным хриплым тенорком:
— Батя, у тебя еще деньги остались?
«Батя» жмется, бормочет:
— Да мне еще… это…
— Лишний раз не напьешься, — безжалостно отрезает ребенок. — Ну-ка, возьми мне эту штуковину блестящую. Вон ту, с загогулинами… Тягу к знаниям.
— Может, заодно и уважение к родителям?
— С этим торопиться не будем, — сурово заключает дитя. — Это мы теперь можем самостоятельно иметь. Смотря, конечно, по-вашему с маманей поведению.
Выхожу из детского отдела со странным чувством — словно бодрость приобрел. Странно то, что на самом-то деле я ее не приобретал: ее продают в зале сверхположительных эмоций. Иду туда. Смотрите-ка, здесь, кроме бодрости, можно приобрести самый настоящий оптимизм! Есть покупатели? Есть. Но что приятно: никакой давки, никакой суеты. Чувствуется, что оптимизма у людей вполне хватает. Покидаю зал с чувством оптимизма, хоть опять-таки не приобретал его — чудеса! Раздумываю, куда бы еще заглянуть. Но вдруг замечаю: освещение становится мрачноватым, люди куда-то исчезают, всюду пустеют прилавки… Магазин закрывается, или это мой оптимизм так быстро окончился?
И тут осенило: не то и не другое, а это воображение пробуксовывает и, стало быть, способность фантазировать иссякает. Надо срочно дозаправиться. Помчался в антиквариат, к знакомой продавщице, в темноте едва отыскал:
— Ф-фух… Все-таки к вам. Фантазерство есть?
— Где-то было… Вот, пожалуйста.
Кстати, вас наверняка интересует, как выглядят товары в этом магазине? По-разному. Галантность тоненькая, контактность шумная, юмор в пилюлях, настырность — вроде стирального порошка. Самостоятельность — типа «ваньки-встаньки». А фантазерство оказалось вот такое: внутри стеклянного куба — голубиное крыло, а к нему на нитке медная гирька подвешена. Ни крыло не взлетает, ни гирька не падает.
— А гирьку…
— Отцепить? — поняла с полуслова продавщица. — Нельзя. Вы тогда такое нафантазируете. Это ограничитель.
— Понятно. Хоть бы крыло попросторней.
— Заходите. Ожидаем новую модель, на базе орлиного крыла. С гантелью.
— Ладно, — сдался я. — Давайте эту.
Вернулся домой, подключил покупку, написал то, что вы сейчас читаете. Возможно, у вас есть претензии. Например, почему автор не упомянул целый ряд положительных черт и при этом поднажал на некоторые отрицательные?.. Не знаю, что и ответить. Может, приобретенное фантазерство виновато? Я вот сейчас присмотрелся к этикетке: срок годности-то давно кончился. А ведь такая дорогая черта…
Нет, друзья, настоящий характер за деньги не купишь. Оставайтесь с тем, который имеете. Впрочем, почему «оставайтесь»? Конечно, он у вас не образцовый. Вот тут прямой, а вот тут малость искривляется. С одного края глубокий, а с другого не совсем. Изнутри добротой и отвагой светится, а снаружи слегка похуже. Но, уверяю вас: переделать можно. Надо только решиться: с ближайшего понедельника, с первого числа, с Нового года. Потихоньку, помаленьку. Как раз на всю жизнь хватит. Долго? Очень. Но другого способа нет.
Олег Рудин
Врач из Свердловска. Считает, что жизнерадостное настроение благотворно и для здоровых, и для больных. Поэтому сочиняет каламбуры.
ЗАЯЦ-ХВАСТУН
— Волки серы! Сер и я.
Значит, та же серия.
КРИТИКА В ДЖУНГЛЯХ
Разносу кобра подлежала.
Но звери сникли
подле жала.
НА ДОСУГЕ
Без водки отдых хает,
Поддаст —
и отдыхает.
ТАЛАНТ
Обладал Савелий даром:
Ловко тратил время даром.
СМОТРИ В КОРЕНЬ
Хромать у Нила стали сводки.
Как ни банально, это —
с водки.
ИЗ ГЕОГРАФИИ
Есть берега у рек, истоки,
Есть устье, русло, дно и…
стоки.
ЛАВРЫ
Стонал от зависти отдел:
Как он увиливал от дел!
Владимир Сибирев
Свердловский поэт, литературный сотрудник журнала «Уральские нивы». Автор нескольких книжек стихов для взрослых и детей. И вот на ниве поэзии стали вызревать эпиграммы.
Еще лежит в наборе книга,
А уж Дамоклов меч над ней!
И ждет с томленьем критик
Мига,
Чтоб нанести удар больней:
Ведь автор
В том уж виноват,