— Как тебя зовут? — допытывался Ярцов.
— Чумпин, Степанква, — откликнулся манси.
— Крещеный?
— Да, — показал крестик на ремешке-из-за пазухи вытащил.
— Как их только попы тут разыскали? — удивился Ярцов.
— Да он, поди, в Невьянск или в Верхотурье бегал креститься. Новокрещенным халат дают суконный. Так иные по два, по три раза крестятся за халаты-то. А сюда попы, конечно, не поедут. Здесь еще медведя по ошибке окрестят, пожалуй. Ты ведь тоже ошибся, Сергей Иваныч.
Впереди между стволами заблестела вода — Баранча показалась. Начался крутой спуск.
Первыми встретили гостей собаки. Четыре пса без лая примчались навстречу, обнюхали людей, лошадей. Остромордые, уши торчат, хвост кольцом на спину, глаза живые и умные. Обнюхали-и умчались вперед, докладывать.
Зимовье всего из пяти маленьких бревенчатых избушек, крытых дерном, — таких низких, что с крыши можно сорвать любой цветок, выросший на дерне. Перед дверьми каждой избушки — дымный костер. В стороне — амбарчик-чомья на двух высоких гладких столбах, чтоб не забрались мыши или сама вороватая россомаха. Сети сушатся на кольях. Около избушек груды больших трубок бересты.
— Вонь какая! — сказал Ярцов и сплюнул.
— Да, — Мосолов тоже плюнул. — Для русского носа непереносно. Видно, собак мало, не зачищают.
Двое манси-мужчин вышли из избушки. Они с гордостью назвали свои русские имена — Яков Ватин и Иван Белов. Значит, крещеные.
Лошадей поставили в дым. Чумпин и Белов принесли им травы. Хозяин самой большой избушки — Ватин повел гостей к себе. В избушке мансийка мяла кожу руками. Завидев гостей, она еще усерднее принялась за работу. Но Ватин прогнал ее прочь. Крохотное оконце затянуто рыбьей кожей. Полна дыму избуша зато ни один комар не звенел под низким потолком. Уселись на полу, на шкурах.
Хозяин ожидал, что приезжие прежде всего поделятся с ним новостями — так полагается по вековечным законам лесной вежливости. Но русские сразу же повалились на шкуры и заснули.
Ватин посидел немного около храпящих гостей — столько, сколько потребовалось бы времени на самую краткую беседу, — и вышел на цыпочках распорядиться об угощеньи.
Русские проснулись на закате солнца. Им принесли котел чего-то горячего и дымящегося. Для свету Ватин зажег сучья в човале-очаге. Човаль сложен трубой из жердей, толсто обмазанных глиной, и сучья горят почти на полу.
— Таайн, рума! — пригласил Ватин гостей. Ешьте, пожалуйста.
И вывалил пищу из ведра в деревянное корыто.
— Из этого же корыта и собаки у них едят, уж я знаю! — пробормотал Мосолов — Я не буду есть, — заявил Ярцов-Лучше своим хлебом обойдемся.
— Э-э, с погани не треснешь, с чистого не воскреснешь! — и Мосолов зацепил пятерней какой-то полужидкой каши. опробовал. — Ничего, посолить бы только. Ешь, ешь, Сергей Иваныч-видишь, хозяин обижается.
В самом деле, Ватин сердито поглядывал на шихтмейстера. Больше из любопытства взял Ярцов немного варева из корыта.
— Что это такое, Мосолов? На вид каша, а вкус-то рыбный.
— Поре называется. Муку они делают из сушеной рыбы. Это, верно, из нее состряпано. Да ты не разбирай, хуже будет.
Потом подали какую-то вареную траву, тоже с рыбной мукой.
— A-а, пиканы, — сказал Мосолов. — Медвежьи дудки. Это и наши мужички едят, когда больше ничего нет.
В это время снаружи послышался собачий лай, веселые крики. Новый манси заглянул в избушку, улыбаясь во всю рожу, крикнул русским «пача, пача» и заготорил с Ватиным. Тот выбежал из избушки и вернулся через пять минут с деревянной чашкой, которую и поставил перед гостями.
— Охотники пришли, — весело объяснил он. — Теперь хорошо можно угостить. Пожалуйста, еще много.
В чашке были куски сырого мяса, ободранные звериные уши, что-то из внутренностей, облитых кровью. Поверх всего лежал крупный звериный глаз.
— Ну, ешь, тынан мойло! — Ватин схватил глаз и пытался всунуть его в рот Ярцову. — Уй, вкусно!
— Ну тебя к чорту с угощеньем! — Ярцов вскочил и яростно отплюнулся.
— Сергей Иваныч, посиди. Нельзя вогулишек дразнить, пригодятся. Ты вот так…
Мосолов взял звериное ухо, свернул трубочкой, обмакнул в кровь и стал жевать хрящ. Потом незаметно — этому помогала полутьма избушки и клубы дыма — спустил кусок в рукав.
— Видел? Оно даже вкусно — это ведь козла дикого подстрелили они. Мясо не поганое. Я у них белок вареных едал. Заместо курятины всегда сойдет, только смольем наносит. Что ж в охотку съешь и вехотку. Эй, хозяин, а вареное мясо будет?
— Нюолпейти? Сейчас будет.
В избушку набились все манси поселка-пятеро мужчин. Они с любопытством оглядывали русских, быстро и непонятно говорили и все пробовали свои ножи. Было тесно и душно. В дверь просунули корыто с большими кусками вареного мяса. Каждый манси брал кусок, вонзал в него зубы и быстрым движением ножа снизу вверх отрезал закушенную часть у самых губ. Ярцову казалось, что вот-вот они отмахнут себе нос. Мясо было жесткое, полусырое. Манси глотали его, почти не разжевывая.
Пир кончился, манси разошлись. Ярцов лежал на шкурах, глядел на пламя неугасимого човаля. Жуя «серку» — лиственичную смолу — сидел на корточках Ватин. Мосолов разулся, сел перед самым огнем.
— Вогулов к горной работе не приспособишь, — говорил Мосолов, — в шахту вогула не спустишь. Татар, башкир — тех можно. А вогул — лесной человек, затоскует, сбежит на другой день. Я пробовал.
В дверное отверстие, затянутое на ночь шкурой, просунулась голова Чумпина. Он что-то робко сказал Ватину. Тот, не глядя, равнодушно ответил. Чумпин вошел в избушку, опустился на корточки возле хозяина, заговорил очень быстро, показывая на русских.
— Чего ему? — спросил Мосолов.
— Хочет показать ахтас-кэр, камни.
— Пусть покажет, — приподнялся Ярцов. — Слышишь, Мосолов, — камни. Может, руда?
— А ну его! Я тебе этих камней покажу целый рудник. Убирайся ты живее! — Мосолов даже встал и нетерпеливо махал рукой манси.
— Нет, я посмотрю, — сказал Ярцов. — Давай сюда камни, Чумпин.
Вогул вынул из-за пазухи кожаный мешочек, развязал, достал несколько черных, с блестящим изломом камней. Мосолов, стараясь казаться равнодушным, так и впился в них глазами.
Взвесил Ярцов камни на руке — очень тяжелые. Стал рассматривать повнимательнее. Какие-то мелкие крупинки прилипли на изломе. Хотел Ярцов их пальцем сбросить, а они передвинулись только и не падают, словно их в самом деле клей держит.
— Да это магнит! — воскликнул Ярцов.
Мосолов нахмурился, как туча, зверем смотрел на Чумпина.
Никто не замечал этого, все видели только камни в руках шихтмейстера.
Ярцов набрал крупинок на ладонь и поднес камень сверху. Прыгнули крупинки и повисли на остром ребре, камня цепляясь одна за другую.