В сенях трое немцев курили трубки и громко разговаривали. Толстый купчина встал на цыпочки в дверях и делал знаки канцеляристу в дальнем конце палаты.
Немцы дружно расхохотались над чем-то своим, и один из них шагнул в канцелярию.
— Глюкауф! — громко сказал он и, не глядя ни на кого, прошел мимо всех столов в следующую палату.
На знаки купчины вышел в сени старый канцелярист. Они зашептались.
— Ну как, не удастся сегодня доложить?
— Порядок такой, что ни о ком не докладывают. К его превосходительству до полудня прямо идти можно. Да это только так говорится. В той палате сколько народу сидит, дожидается. А они, запершись, сидят с советником Хрущовым. Пока не кончат, никому нельзя. Дальше — вызванных много. Немцы все. Опять же сегодня шихтмейстеров на частные заводы отправляют. Вы уж завтра наведайтесь.
Купчина вздыхал, крякая, и опять шептал совсем на ухо канцеляристу, а тот глядел в пол и разводил руками.
Егор неожиданно для самого себя сорвался с места, пробрался через толкучку первой палаты и оказался во второй, поменьше. Здесь вдоль стен сидели горные чиновники в париках, в мундирах. Они развалились на стульях, в позах терпеливого ожиданья. Прямо — большая закрытая дверь с блестящей медной ручкой. Не замедляя шага, Егор подошел к двери, взялся за ручку, потянул — дверь открылась.
Худое, обтянутое желтой кожей лицо, с калмыцкими глазами, с жестокими тонкими губами в рамке большого парика, — только и видел Егор перед собой. Остальное расплывалось в тумане. Он стоял перед главным командиром уральских и сибирских горных заводов Василием Никитичем Татищевым.
— Кто таков? — быстро и невнятно спросил Татищев.
Словно со стороны услышал Егор свой ответ:
— Егор Сунгуров, арифметический ученик.
— Ну?
— Ваше превосходительство… я… беглый…
— Будешь бит, — быстро сказал Татищев, и тут удивление и гнев немного раскрыли его глаза. — Почему ко мне? А? В полицию. К Арефьеву. Марш!
Егор пошатнулся и окаменевшими ногами сделал три шага к дверям.
— Какого завода? — послышалось ему вдогонку.
— Нижнетагильского, ваше…
— Врешь. Как, с Демидова завода? Стой. Ты же казенную школу кончил?
— Да, здешнюю.
— Почему попал на демидовские заводы?
— Я не знаю… Назначили.
— Из обербергамта? При генерале Геннине?
— Да.
— Кто был учителем в школе?
— В словесной господин Ярцов, а в арифметической поручик Каркадинов.
— Ярцов?.. Иди-ка сюда.
Три шага обратно.
— Вот тебе задача: девять возведи в зензус, а потом в кубус.
— Зензус будет восемьдесят один.
— Так, а кубус?
Егор пошевелил губами: «единожды девять девять…» — Кубус девяти — семьсот двадцать девять.
— Изрядно. Мультипликацию знаешь. А что есть радикс?
Пухлый учебник Леонтия Магницкого всплыл в памяти школьника. Он мысленно перелистал страницы, увидел на левом развороте начало главы о радиксах и с честью ответил.
— Ладно. Посмотрим, можешь ли слагательно писать. Бери перо. Это.
Сядь вон там. Изложи прошением, — как попал к Демидовым, что делал, почему бежал. Четыре минуты.
И без промедления Татищев обратился к третьему бывшему в комнате человеку:
— Так ты полагаешь, Андрей Федорович, что колыванские заводы…
Егор кончил писать, покосился на Татищева. Тот продолжал разговор.
На столе перед ним стояли часы. Егор положил перо на подоконник, посмотрел в широкое окно и удивился — почему лес видно? Посмотрел еще. Вот так перемены! Западной крепостной стены не было. Там, где взгляд всегда упирался в высокий вал с палисадом, с полубастионом над воротами — было гладкое расчищенное место. Далеко видны лесистые холмы, и меж ними дорога на Верхнюю плотину. Копошатся сотни рабочих, роют канавы, возят камни, тешут бревна…
— Дай сюда.
Егор подал исписанную бумажку. Главный командир заводов только раз взглянул на нее, словно одним взглядом все прочитал. Отложил в сторону.
— Так. «Близко году…» Значит, книжные шалости демидовские внятно узнал. А обербергамта больше нет. Понял?.. Есть главное заводов правление. Иди, позови Ярцова и сам с ним вернись.
Егор не решился спросить, где ему искать Ярцова. «В канцелярии спрошу». Но первый, кого он увидел в ожидальне, был его учитель.
— Сергей Иваныч, вас… — Егор показал на дверь кабинета. — Идите сюда.
Бергофицеры с изумлением смотрели на парня в яркожелтой рубахе, который выполнял обязанности секретаря его превосходительства.
— Инструкцию получил? — встретил Татищев Ярцова. — Нет? Возьми там. Ты назначаешься шихтмейстером на заводы Демидова — Шайтанский и новый Баранчинский, и на Билимбаевский Строганова. Жить будешь на Шайтанском. Главная твоя должность — иметь надзор, чтоб в книги правдивая запись была. Чтоб с выплавленного чугуна десятина в казну исправно поступала. Это раз. Второе — чтоб лес не губили задаром. Остальное все в инструкции найдешь: чтоб беглым приюту не было. Если раскольники-пустоверы в приписных числятся, так платили бы за них двойной подушный оклад. А письмо умеющим тебе в помощь — вот, Егор Сунгуров. Не взыщи, какого сам выучил. Твой ученик?
— Мой, ваше превосходительство. До правила субстракции в словесной школе обучался.
— Ну, он потом у Каркадинова был. Ничего, годится. Забирай его с собой.
— Когда прикажете выехать из Екатеринбурга?
— Завтра же. А только вот что: нет Екатеринбурга… Не понимаешь? Зачем немецкие звания? Есть Катеринск.
6. На Шайтанском заводе
Шайтанский завод всего в сорока верстах от Екатеринбурга. Задумал его строить еще первый из здешних Демидовых-Никита Демидыч Антуфьев, бывший тульский кузнец, друг царя Петра.
В диких лесах и болотах, по берегам горных речек, жило несколько звероловов-башкир. Они подстерегали бобров, ставили самострелы на сохатых, ловили рыбу в Чусовой. К ним, в Шайтан-лог, и явился Никита Демидыч. Он уговорил башкирцев за несколько рублей уступить ему их угодья, а самим переселиться на юг, верст за сто к озеру Иткуль.
Башкирцы откочевали, но в скорости Никита Демидыч помер, и места несколько лет стояли пустопорожними.
Сыновья Никиты — Акинфий и Никита Никитичи — тоже не сразу взялись за постройку завода. Хоть и богатая тут железная руда, и лес у много, и Чусовая близко — удобно готовый металл сплавлять, но опасно: на самой границе дикой Башкирии оказался бы завод.
Правда, башкирцы считались мирными и платили ясак чиновникам русской царицы, но кто их знает?.. Еще не забыты недавние восстания, еще помнится «башкирская шатость». Любить русских им не за что, русские знали это. Могли налететь башкирские всадники, пожечь заводское строение, разграбить склады, угнать мастеровых в полон. Убытков не оберешься…