Но однажды случилось такое, что взбудоражило всю роту. Балашова срочно вызвали к командиру полка, подполковнику Морозову. Старшина, идя в штаб, терялся в догадках. Морозов не знал его лично, да и Балашов видел командира полка раза два, не больше. Дежурный по штабу провел старшину в комнату, в которой находился подполковник. Очутившись там, Балашов растерялся. Кроме Морозова, были в комнате еще двое — генерал-майор и полный высокий военный без знаков отличия. Генерал сидел вполоборота. Балашов четко щелкнул каблуками, вскинул руку к козырьку, собираясь обратиться к генералу за разрешением доложить подполковнику о прибытии.
— Товарищ генерал-майор, — начал было он… и осекся. Генерал поднялся и, радостно улыбаясь, шагнул к старшине. Генерал был маленького роста, черноволосый, с хрящеватым острым носом. У Балашова захватило дух. Карев! И как-то само собой вырвалось:
— Товарищ командир отряда! Иван Максимыч!
— Здравствуй, дорогой мой! — растроганно проговорил Карев. — Рад видеть тебя здоровым! — И они обнялись. Потом генерал обошел вокруг улыбающегося Балашова, как вокруг горы.
— Орел! — удовлетворенно заключил Карев. — Орел! Все такой же! Усы сбрил. И лучше! Это и есть, товарищ член Военного Совета, сам Балашов.
Член Военного Совета подошел к Балашову и пожал ему руку.
— Вижу, что орел.
Но вот лицо его посерьезнело, руки вытянулись по швам. Подобрался и Балашов, молодецки выправил грудь.
— От имени командования фронтом, — торжественно начал член Военного Совета, — поздравляю вас, товарищ Балашов, с высокой правительственной наградой — с присвоением вам звания Героя Советского Союза.
— Служу Советскому Союзу! — отчеканил Балашов, обрадованный и растерянный от такой захватывающей вести.
Член Военного Совета сам приколол к гимнастерке старшины Золотую Звезду и орден Ленина, по-отцовски обнял его.
Карев поцеловал Балашова по-русски троекратно и дрогнувшим голосом произнес:
— Поздравляю! Рад за тебя!
Поздравил с наградой и подполковник.
Когда Балашова отпустили, Карев повернулся к Морозову:
— Балашов командовал у меня ротой. Да! Ротой! И блестяще! А у вас?
— Старшина роты.
— Это дело поправимое, — вмешался член Военного Совета. — Звание мы ему присвоим, какое заслуживает. И заберем, товарищ подполковник, у вас Балашова.
— Зачем же? — возразил Морозов. — Должность мы ему найдем. Во втором батальоне нет командира роты.
— Как, генерал, оставим? — обратился к Кареву член Военного Совета.
— Попробуем, — отозвался Карев. — Забрать никогда не поздно.
А Балашов, выйдя на улицу, глубоко вздохнул и улыбнулся.
Сверкало теплое майское утро. Цвели яблони. С поля тянул пряный легкий ветерок. А небо голубело призывно и весело.
Хорошо!
ЧАСТЬТРЕТЬЯ ВОЗВРАЩЕНИЕ
1
Старшего лейтенанта Балашова демобилизовали по состоянию здоровья в первый же послевоенный месяц. Поврежденное легкое давало о себе знать болью, сухим кашлем.
— Подлечиться надо, молодой человек, — напутствовал его врач. — Непременно подлечиться. Покой нужен. И свежий воздух. Уралец? Чудесно, поезжай на Урал. Охотник? Еще и рыбак? Превосходно. Побольше в лесу, на озере. Это незаменимо.
В родной город Балашов возвращался без особой радости. Хотелось взглянуть на милые сердцу края, и грусть одолевала при мысли, что никого из родных там не найдет. Галя обещала приехать в середине лета. Василий пока о демобилизации ничего не писал. Славку жди только в отпуск и то неизвестно когда. Незадолго до окончания войны Балашов получил от Миронова письмо. Славка сообщал, что остается в армии, будет кадровым офицером. А мать…
Нет, невеселым было возвращение Владимира Балашова в отчий край. Не знал, где остановится: в своем доме или у брата? К свояченице не очень лежала душа, неприветливая она, постоянно отчуждалась от Васильевых родственников. Мать не любила свою невестку. Не ругались, но и не сближались. Неприятна она была и Владимиру. А свой дом, наверно, пуст. Может, кто и живет, да чужие.
После шумных и людных западных дорог, железнодорожных станций, заполненных эшелонами возвращающихся в Россию победителей, родной городок показался Балашову тихим и невзрачным. Хотя и до войны город был таким, да глаза у солдата стали другие: повидали разное и теперь сравнивали. Но кинул Балашов взор на вздымающиеся горы, вспомнил голубую прелесть озер — и забилось, затревожилось сердце, хлынуло что-то грустное и бодрое.