«Володя, ты очень нужен. Мы ждем тебя с Люсей у нас. Приходи обязательно. Галя».
Володя пожал плечами: интересно, для чего он так срочно понадобился? Вечером все равно встретится с Галей. Это первое. А второе — ждала бы одна Галя… Но почему с Люсей? С нею знаком мало. Девушка она красивая, с чудесными синими глазами, но молчаливая. Привычка у нее — глядеть собеседнику в глаза. Галя говорила, что это от близорукости. Да хоть бы от чего: все равно неудобно, когда она неотрывно смотрит на тебя.
— Мама, Галя сама принесла эту записку? — спросил Володя, садясь за стол.
Мать поставила перед ним сковородку жареной картошки, села на табуретку.
— Сама, — ответила мать. — Я воду из колодца носила. Отобрала у меня ведра и мигом кадочку наполнила. Соседки посмеиваются: не сноха ли в доме объявилась?
— Они скажут, — смущенно пробурчал Володя.
— Трудно мне одной, Володенька, — вздохнула мать. — Годов-то уж много. Уедешь в армию — и останусь одна-одинешенька.
— Переходи к Василию. Он тебя давно зовет. А сюда пусти квартирантов.
— Василий — отрезанный ломоть. У него своя семья. С Анюткой нас мировая не возьмет. Грубая больно. Да и как я из дома своего уйду? С отцом его строили сами. Каждый уголок и бревнышко к сердцу прикипели. Нет уж, хоть и сын мне Василий, а дома лучше.
Девушки, ожидая Володю, сидели на лавочке возле Галиного дома. Он шутливо представился:
— Явился по вашему велению.
Но девушки не поддержали шутливого тона: Люся была не в настроении, присмирела и Галя.
— Володя, — сказала Люся. — Мама очень просит тебя зайти к нам.
— К вам? — удивился Балашов. — Это по какому же делу?
— Если надо, значит надо, — решительно заявила Галя. — Идемте!
Володя не посмел отказаться, хотя не хотелось ему идти к Воронцовым. Мария Петровна Воронцова была известным человеком в городе: преподавала географию в средней школе, частенько выступала с публичными лекциями. Володя у нее не учился, но от других слышал, что учительница Воронцова строгая, не очень приветливая.
Марии Петровне нездоровилось. Куталась в пуховую шаль и говорила в нос. Ей было под пятьдесят, но она хорошо сохранилась для своих лет. Синие умные глаза глядели еще молодо. Светлые волосы собраны сзади в валик. И, может быть, потому, что они были светлые, седина на висках не так бросалась в глаза.
Володя растерялся. Руки казались чересчур длинными, их некуда было деть, а неуклюжие ноги несли совсем не туда, куда следовало.
Обстановка в доме была богатая: черный величавый сервант, мягкие с гнутыми спинками стулья, книжный шкаф во всю стену, огромное зеркало, пианино. Володя опасался за что-нибудь ненароком задеть. А получилось как раз то, чего боялся: чуть не уронил стул. Когда садился за стол, так двинул его коленками, что тот жалобно скрипнул и сдвинулся с места. Володя готов был провалиться сквозь землю. Но хорошо было уже то, что на его неуклюжесть никто не обратил внимания.
— Люсенька, — попросила Мария Петровна, — согрей, пожалуйста, чай.
Она села напротив Балашова и поставила перед собой маленькую шкатулку.
— Девушки сказали, что тебя зовут Володей. Так я тебя и буду называть. Хорошо?
Он кивнул головой. В горле застряло что-то сухое, а прокашляться стеснялся.
— Меня, Володя, интересует всего лишь один вопрос. — Мария Петровна взглянула на него глазами, полными печали, открыла шкатулку, достала медальон… тот самый, который он подарил Гале. — Где ты взял его, Володя?
— Нашел, — прохрипел он.
— Очень прошу рассказать: где, когда. Для меня это крайне важно.
Балашов прокашлялся в кулак и, путаясь, рассказал историю находки. Вернулась из кухни Люся, пристроилась рядом с матерью, прижавшись головой к ее плечу. Как они похожи! В молодости Мария Петровна была, видимо, такой же красавицей, как теперь дочь.
— Портсигар у тебя здесь?
Володя отдал портсигар Воронцовой. У нее дрожали пальцы. Открыв портсигар, она спросила глухим голосом:
— Ты догадываешься, что означают эти буквы — «БМВ?»
— Нет.
— Они означают: Борис Михайлович Воронцов.
Он взглянул на Марию Петровну:
— Выходит…
— Да. Это портсигар моего мужа. А медальон мой.
Галя перебирала кисточки скатерти. Люся смотрела на Володю — в глазах ее закипали слезы. Мария Петровна левой рукой поправила у виска волосы и вернула портсигар Балашову.
— Портсигар можешь взять на память, — и видя, что Володя растерян и хочет отказаться, настояла: — Бери.
Зябко передернув плечами, она продолжала:
— Борис Михайлович погиб три года назад. Он был геологом. Говорили, что с двумя рабочими геологической партии он попал в трясину. Первым провалился рабочий. Борис Михайлович поспешил ему на помощь. Успел бросить жердь, но и сам угодил в «окно» — в гиблое место. Другой растерялся. Поблизости никого больше не оказалось. Первый рабочий выбрался, но спасти Бориса Михайловича не успел. Такова официальная версия. Но теперь меня смущает вот это обстоятельство: как портсигар и медальон очутились на шихане? Муж носил их всегда с собой. Борис Михайлович не курил. Портсигар ему достался от отца. Медальон брал с собой, как сувенир. Видите? — Она нажала невидимую кнопочку, и медальон раскрылся. В нем лежала маленькая фотокарточка. Можно подумать, что это Люся, но только при беглом взгляде. У женщины на фотографии глаза смеялись, были прекраснее, чем у Люси. Конечно же, это Мария Петровна в молодости.